Убийство ворон - Эвелин Флуд

class="p">Поэтому я включаю душ, стаскиваю блейзер и вытаскиваю подол своей облегающей черной рубашки из-за пояса, снимая ее вместе с лифчиком. Но когда моя рука тянется к молнии сбоку на юбке, я останавливаюсь.

— Катарина.

Я поворачиваюсь, поднимая руки, чтобы прикрыть живот и грудь, услышав низкий голос. — Гребаный Христос, Данте. Дыши громче.

Тон кажется нормальным, но выражение его лица… Я никогда раньше такого не видела.

Он медленно приближается ко мне. — Ты в порядке?

Я вглядываюсь в его лицо.

— Нет, — говорю я наконец. — Но я буду. Могло быть и хуже.

Гнев вспыхивает на его лице, глаза темнеют. — Этого вообще не должно было случиться.

Нет. Не должно.

Я вздрагиваю, когда Данте опускается на одно колено. Его рука тянется к моей молнии. — Хочешь это снять?

Когда я киваю, он осторожно расстегивает на мне молнию. Юбка скользит по моим бедрам, собираясь вокруг лодыжек.

Затем он осторожно раздвигает мою ногу, его глаза изучают мое лицо в поисках одобрения, прежде чем он опускает взгляд.

Его веки закрываются, дыхание сбивается.

— Я должен был его убить.

Я поворачиваю ногу. Кожа уже покрывается пятнами — предвестниками внушительных синяков, а несколько глубоких царапин от ногтей оставили на коже тонкие кровавые следы.

— Он не скоро это забудет, — тихо говорю я. Он больше никогда не сможет полноценно пользоваться рукой, и я рада этому.

Данте прижимается лбом к моей ноге. — Прими душ, — хрипло говорит он. — Не торопись. Росси пошел за аптечкой первой помощи.

— Это всего лишь несколько царапин. Мне это не нужно.

Я борюсь не с физическими повреждениями.

Данте поднимается на ноги. — Я буду снаружи, если тебе что-нибудь понадобится.

Мой рот открывается, когда он уходит. — Ты можешь остаться. Я имею в виду, в квартире.

Он смотрит на меня через плечо. Я не знаю, что он видит в моем лице, но его собственное смягчается. — Хорошо.

Когда я выхожу некоторое время спустя, он сидит в гостиной напротив Доменико. Их низкие голоса замолкают, когда они оба смотрят на меня. Мои мокрые волосы струятся по спине, и я дважды проверяю узел на халате, прежде чем сесть на диван рядом с Домом.

— Что случилось? — Спрашиваю я Данте. — Когда я... когда я ушла.

Я не должна удивляться. Мой отец… он перестал защищать меня давным-давно. Но боль все еще закрадывается, когда он рассказывает мне. — Я понимаю.

Когда он прочищает горло, мои глаза устремляются на него. — Что еще?

— Я... ударил его лицом об стол. Я имею в виду Азанте. Вырубил его.

Рядом со мной Дом шевелится, в его голосе слышится неохотное одобрение. — Хорошо.

Но мои губы сжимаются. — Тебе не следовало этого делать, Данте.

Я и так по уши в дерьме со своим отцом, и без попыток объяснений, почему наследник взял на себя смелость защищать меня каким-либо образом. Губы Данте кривятся. — Я знаю.

Он больше ничего не говорит, не извиняется. А может, я и не хочу, чтобы он извинялся. Потому что, по крайней мере, он что-то сделал.

Но это все усложняет.

Откидывая голову на кожаную обивку, я поворачиваю ее, чтобы посмотреть на Дома. Он хмуро смотрит в пол, и я протягиваю руку, чтобы подтолкнуть его. — У тебя будет больше морщин, чем у слона, если ты будешь продолжать так хмуриться, Доменико.

Его губы растягиваются в подобии улыбки, но она чертовски натянутая. Нам следовало бы поговорить о его поездке домой, но присутствие Данте все усложняет.

Прикусив губу, я размышляю о странности присутствия их обоих здесь, в одном пространстве. Ведут себя спокойно. — Может, нам... обменяться какими-нибудь мемами или что-то в этом роде?

Дом смотрит на меня так, словно у меня выросла третья голова, но глаза Данте прищуриваются. Пожимая плечами, я тянусь за пультом.

— Или нет. Тогда будет фильм.

Я просматриваю варианты, останавливаясь на высокобюджетном боевике с большим количеством оружия. Дом ерзает, подтаскивая подушку к себе на колени. — Ложись.

Я заплетаю свои влажные волосы в косу, прежде чем лечь. Пальцы Дома проводят по моему лбу мягкими, нежными поглаживаниями, и я сонно моргаю.

Я тоже сомневаюсь, что сегодня ночью мне удастся много поспать, но, может быть, сейчас у меня получится выкроить часок. Мой взгляд останавливается на лице Данте, и всего на секунду я вижу зависть, когда он смотрит на Дома. Страстное желание.

Когда я просыпаюсь несколько часов спустя, Дом спит, его рука запуталась в моих волосах. Но мои ноги покоятся на коленях Данте, его рука обвилась вокруг моей лодыжки. На заднем плане на низкой громкости играет старое комедийное шоу, но он не смотрит его. Он смотрит на мою дверь. Настороже. Наблюдает.

Мне не требуется много времени, чтобы снова закрыть глаза.

И на этот раз я не просыпаюсь до утра.

Глава двадцать шестая. Катарина

Сегодняшний день не обещает быть хорошим.

Я чувствую это по тому, как пульсирует моя голова, когда я выхожу из спальни, Дом протягивает мне кофе. Я оглядываюсь по сторонам, но в остальном комната пуста.

— Ему пришлось уйти. — Дом наблюдает за мной из-под опущенных бровей. — Сказал, что зайдет позже.

— В этом нет необходимости. Я в порядке.

Прислонившись к стойке, я встречаю его взгляд своим. Моя нога болит, синяк превратился в фиолетовое, почти черное пятно. Но у меня бывало и похуже. — Перестань так на меня смотреть, Доменико. Скажи мне, что происходит.

Ощущение рук Азанте на моей коже не исчезнет в ближайшее время. Это было… вторжение. Насилие. Но у меня просто нет ни времени, ни душевных сил, чтобы тратить их на эту мразь.

А когда Дом начинает говорить, сил становится ещё меньше. Всё в голове сужается до гулкого звона.

Этот ублюдок.

— Figlio di puttana, (итл. сукин сын) — шиплю я. Итальянский слетает с моего языка, пока я расхаживаю взад-вперед. — Я так и знала. Злобный, ебучий кусок дерьма.

Я знала, что что-то не так. Знала, что мой отец был более замкнутым, чем обычно, даже после того, что произошло в этом году. И это потому, что этот мудак шепчет ему на ухо, заставляя меня выглядеть слабой при каждой возможности.

И благодаря моему собственному гребаному выбору мой отец начинает ему верить.

— Вороны не достанутся ему, — огрызаюсь я. У меня