Убийство ворон - Эвелин Флуд

Но я игнорирую их, выпрямляясь, когда Сальваторе потрясенно стонет, уставившись на свою изуродованную руку.

— Если ты когда-нибудь. — Мой голос не дрожит. Я отказываюсь позволить этому, отказываюсь позволить ему получить удовлетворение даже от малейшей части страха, сжимающего мое горло, скребущего в животе. — Когда-нибудь, попробуй еще раз прикоснуться ко мне таким образом. Если я когда-нибудь увижу, что ты прикасаешься таким образом к другой женщине, я отрежу твою гребаную руку. Будь благодарен, что она все еще у тебя есть.

Я должна уйти.

Прежде чем они увидят, что мое тело трясется.

Прежде чем боль в горле превратится в слезы, обжигающие глаза.

Итак, я выхожу, минуя разинувшего рот Джованни и разрушенную оболочку Карло Фаско.

И я не оглядываюсь назад, оставляя свой клинок в его плоти.

Как напоминание не прикасаться к тому, что ему, черт возьми, не принадлежит.

Глава двадцать четвертая. Данте

Кто-то рычит.

Но когда Кэт уходит, бледная, с гордо поднятой головой, я вдруг понимаю — в комнате царит тишина.

Полная тишина, если не считать хрипов Сальваторе Азанте.

Рычу — это я. Звук нарастает в моей голове.

Я делаю шаг вперед, и чья-то рука обхватывает мою руку, крепко удерживая. Голос шипит мне в ухо. — Ты не поможешь ей, вмешавшись, В'Ареццо.

Голос Лучиано ледяной, но он прорывается сквозь шум. Отец оглядывается на меня и слегка качает головой.

Будь они прокляты. Прокляты оба к чертовой матери за то, что они правы.

Я хочу убить его. Оторвать его гребаную голову от тела, закончить работу, которую начала Кэт, и самому оторвать его гребаные руки.

Он, блядь, прикасался к ней.

Мое сердце бешено колотится в груди, резкий звук отдается в ушах, когда Джозеф Корво встает, его взгляд скользит по гребаной грязи, он скулит, пытаясь высвободить руку. Даже Стефано смотрит на него с отвращением.

Отец Катарины наклоняется вперед и выхватывает кинжал. Пока Сальваторе воет, Джозеф вертит лезвие в руках с задумчивым выражением лица.

Безразлично.

Затем он предлагает ему эту гребаную рукоятку. — Я надеюсь, вопрос исчерпан?

Пизда.

Я рад, что Кэт здесь нет, поскольку Сальваторе скрипит зубами, беря лезвие другой рукой. — Так и есть.

— Хорошо. — Джозеф обводит всех нас взглядом. А затем выходит.

Просто уходит, как будто ему наплевать, что на его дочь только что напал его так называемый друг. Желчь снова подступает к моему горлу от такого небрежного пренебрежения.

Джио исчезает вместе со своим отцом, и Люк бросает на меня последний взгляд, прежде чем последовать за Полом Морелли из комнаты. Мой собственный отец возвращается ко мне. — Поехали.

Медленно кивнув, я начинаю следовать за ним к выходу, но затем останавливаюсь.

Повернувшись, я иду обратно туда, где Сальваторе стаскивает галстук и обматывает им кровоточащую руку. Когда он начинает оборачиваться, я протягиваю руку.

Звук, с которым его лицо соприкасается с тяжелым столом впереди, чертовски приятен, даже когда мой отец стонет. Азанте падает на бок, потеряв сознание.

Когда я встречаюсь взглядом со Стефано, я готов. Но он только кивает.

И я уже не в первый раз задаюсь вопросом о его отношениях с отцом.

Мой собственный раздраженно отчитывает меня, пока мы идем к нашим машинам, но мне насрать.

Прямо сейчас меня волнует только одно.

И я нарушаю все гребаные ограничения скорости на территории Трех штатов, возвращаясь к ней.

Глава двадцать пятая. Катарина

За сегодняшний вечер последует расплата.

Дэнни молчит в машине, но я чувствую на себе его взгляд. Натянув юбку до упора, я сворачиваюсь калачиком на сиденье, дрожа. Когда жар пробивается насквозь, несмотря на теплый вечер, я смаргиваю слезы. — Спасибо.

— Конечно, Кэт. — Его голос тих. — Ты в порядке?

— В полном.

Мой голос срывается, и я сдерживаюсь. Я подавляю каждую частичку обуревающих меня эмоций, запихиваю их в переполненный ящик в своей голове и запираю это дерьмо подальше.

Мне просто нужно попасть домой. Домой, за стены моих апартаментов.

Когда мы останавливаемся, я не жду, пока Дэнни откроет дверцу машины. Не жду, пока Вороны осмотрят окрестности. Вслепую я выбираюсь наружу, почти спотыкаясь на каблуках. Я направляюсь прямо к входной двери, а позади меня эхом разносятся проклятия. Звук заставляет меня вздрагивать, и я прикусываю губу до вкуса крови, открываю замки и проскальзываю внутрь.

В кои-то веки я проверяю каждый замок без предупреждения.

Затем я проверяю это снова.

И когда я наконец-то остаюсь одна, я закрываю лицо руками и даю волю чувствам.

Всего на час. Один-единственный, гребаный час, чтобы ослабить бдительность, прежде чем мне придется восстанавливать ее снова.

Я не знаю, сколько времени проходит, прежде чем раздается стук в мою дверь.

Три сильных удара. Знакомых удара.

И облегчение угрожает подкосить мне колени, когда я поднимаюсь на ноги, я пытаются открыть замки, прежде чем он распахивает дверь, его руки на моем лице.

— Я здесь, — настойчиво говорит он, вглядываясь в мое лицо. — Ты в порядке. Расскажи мне, что случилось, детка.

Слова вырываются дрожащей дрожью. Его руки потирают мои руки вверх и вниз, сгибаясь, когда я приближаюсь к моменту, когда Сальваторе Азанте подумал, что может дотронуться до меня и это сойдет ему с рук.

Но я не могу этого сказать.

Дом изучает мое лицо. — Хорошо, — шепчет он. — Все в порядке, Кэт. Ты не обязана.

Вместо этого он осторожно обнимает меня, и я прижимаюсь к нему, зарываясь лицом в его шею и делая глубокие, прерывистые вдохи, как будто его запах может прогнать холод в моей груди.

Когда в дверь стучат, я не могу сдержать вздрагивания. Дом смотрит на меня сверху вниз, его брови хмурятся, прежде чем он переводит взгляд на дверь. — Это Данте. Он не войдет, если ты сама этого не захочешь.

— Нет. — У меня болит горло. — Мне нужно знать, что произошло после того, как я ушла. Впусти его. Просто... дай мне минутку.

Когда я смотрю в зеркало, меня встречает размазанный макияж, и я тянусь за средством для снятия макияжа. Он остается густыми темными пятнами на ватных дисках, пока на меня не смотрит мое отражение, бледное и изможденное. Я перехожу от макияжа к зубам, дважды чищу их.

Я все еще не чувствую себя чистой.