Развод. Горькая правда - Кира Туманова

Да, у феи-крёстной полно забот. И кто бы мог подумать, что хрустальной туфелькой для меня станет старая дипломная работа…

40. Кутерьма

Как быстро можно привыкнуть засыпать без мужчины по ночам? Без уютного паззла, когда голова покоится в выемке на плече, а ноги удобно переплетены.

Не знаю… Может быть неделя, может быть год. Однажды пройдёт день, и я поймаю себя на мысли, что имя Глеба ни разу не мелькнуло в моём мозгу. Я отмечу этот день маркером в календаре и буду отмечать его, как личный праздник.

После моего дня рождения я старательно избегаю Глеба — оставляю всё, что нужно, дежурной медсестре и бегу по своим делам. Не узнаю про его состояние, не пытаю врача, не звоню свекрови.

У меня своя жизнь. До развода, стараниями Марии, осталось недолго.

Я постепенно привыкаю спать одна, помогает успокаивающее сопение Сашки рядом. У него есть своя комната, но почти каждую ночь он приходит в мою спальню и калачиком сворачивается в кресле. Стесняется проситься спать рядом, по его мнению, так делают только малыши. Иногда слышу, как он всхлипывает, но быстро успокаивается и засыпает. Он ходит в новый садик и сильно устаёт.

Только сегодня он спит плохо. Мечется и шепчет что-то, зовёт папу. Наверное, поэтому мне снится Глеб.

В моём сне Глеб снова здоров. Он такой высокий, что кажется, достаёт головой до солнца. Расставив ноги, отклоняется назад всем корпусом и толкает детские качели, привязанные к дереву. А моя дочка, совсем большая, такая, как Сашка сейчас, крепко держится пухлыми кулачками за веревки и, откинув назад голову с белокурыми кудряшками, задорно смеётся.

Я обнимаю Глеба за талию и утыкаюсь носом в рукав рубашки. Хорошо, когда рядом есть мужчина, к которому можно прижаться, почувствовать крепость его плеча и знать, что между мной и всеми сложностями жизни, есть он. Даже, если он молчит и просто смотрит на нашу дочь.

Только плечо у Глеба оказывается неожиданно мохнатым, будто он в шубе. Глеб слюняво тычется в меня и, ворча, облизывает.

— Фу, Глеб…

Распахиваю глаза и с визгом откатываюсь на другой край кровати. Передо мной шкодливая собачья морда. Вредный щенок разлегся поверх белоснежного одеяла и лупит хвостом.

Увидев, что я проснулась, в восторге зарывается носом в подушку. Подпрыгнув, фыркает в чистое белье, и валится на спину.

— Хагги, а ну брысь отсюда! Алекс, почему ты дверь не закрыл? Это чудовище опять здесь!

Сашка вяло открывает один глаз.

— Давай забирай его, уводи отсюда. Перед работой с ним погуляю. — Машу на щенка рукой, а тот и рад — игриво взбрыкивает, комкая лапами простыни.

Сашка безропотно садится и спускает босые ножки вниз. Потом снова умащивает голову на велюровом валике.

— Вика, я еще полежу. Укрой меня, мне холодно, — тихо шепчет.

Его лицо на фоне жёлтой обивки кажется синюшне-бледным, под глазами глубокие тени.

Поспешно хватаю пушистого бандита за ошейник и выволакиваю из спальни. Крепко закрываю дверь.

Испугано трогаю Сашкин лоб. Так я и думала, лоб просто пылает!

— Ну ка быстро переползай в кровать. Сейчас чай тебе сделаю.

Закутав Сашку одеялом, набрасываю халатик и несусь на кухню. Шуршу блистерами, перебираю свой небогатый запас лекарств. Все не то! У меня даже градусника нет…

Понятия не имею, что делают с заболевшими детьми. У меня не было возможности постепенно изучать детские недомогания, которые бы росли вместе с их владельцем. Может быть дети всегда так болеют — до посеревших губ и пугающей бледности? Или у Сашки что-то серьезное?

Вызывать скорую или врача мне страшно, по документам Сашка мне пока никто. Ещё свежи воспоминания о хлопотном общении с заведующей детским садом, где я только с помощью заступничества ангела-хранителя из опеки смогла подписать все документы.

Пока загружается ноутбук, пытаюсь отправить сообщение на работу, пишу администратору. Что-то про заболевшего ребёнка…. Стыдно и неудобно, только вышла и сразу такой сюрприз.

Вбиваю запрос в поисковой строке и с ужасом смотрю на изображения сыпи, волдырей, воспаленных миндалин, опухших лимфоузлов. Господи, какой ужас!

Вернувшись к Сашке, прошу его открыть рот. Ничего там не видно, просто язык и вокруг зубы. Нет у него никаких миндалин, ни воспаленных, ни обычных. Язык белый — так вообще должно быть? Фотографирую старательно высунутый язычок и несусь обратно сверять со снимками в интернете.

Сокольский звонит как раз в тот момент, когда я, одной рукой наливаю чай, а другой — скролю список контактов в телефоне. Мне очень нужна сейчас молодая мама, с которой можно проконсультироваться.

Отвечаю ему молниеносно:

— Да, Павел Леонидович.

— Виктория, вы сегодня не придёте? — слышу напряжение в голосе.

— Простите, у меня ребёнок заболел.

— М… — многозначительное молчание. — Не с кем оставить?

— Нет… не с кем. — Цокаю ложечкой, размешивая малиновое варенье в чашке. — Я же удаленно могу. Не переживайте, сегодня таблицы сведу по расходу. Там ещё пара срочных технологических карт в работе, тоже дома сделаю… — Бросив чай, подбегаю к ноутбуку и ищу лекарства для снятия жара у ребёнка.

— Да не в этом дело, — тяжело вздыхает. — Сегодня к нам придет Борис Наумов.

— Кто это? — глазами скольжу по веренице разноцветных пузырьков и таблеток на экране. Как бы разобраться в этом всём? Чем оранжевый сироп лучше синего? Или, наоборот, хуже?

— Ресторанный критик. Я только что узнал, рассказали общие знакомые. Может быть, он ещё передумает, но у нас боевая готовность номер один.

— Павел Леонидович, но я же не повар. Только мешаться буду. — Говорю, а параллельно выписываю на листочек название сиропа с клубничкой на упаковке.

Я умалчиваю о том, что наш шеф-повар, Михаил Ильич, будет только рад, если меня не будет. Он так презрительно фыркнул, когда нас представляли, что я сразу поняла — нажила себе врага. Явно Михаил Ильич не понимает, зачем меня взяли, считает протеже начальства и оберегает свою кухню от меня, как святыню.

— Виктория, давайте так поступим, — слышу, как Сокольский постукивает ручкой по столу, — Наумов вряд ли придет к нам на ранний завтрак, скорее всего пожалует на обед. Постарайтесь решить свои проблемы в первой половине дня, а потом приходите. Как-то спокойнее, если вы будете рядом.

Устало подкатываю глаза к потолку. Если бы всё было так просто! Вряд ли до обеда у меня волшебным образом появится няня. Но вдруг Сашке станет легче, и я смогу выскочить на пару часов?

— Хорошо, Павел Леонидович, я постараюсь, — неуверенно блею в