Развод. Горькая правда - Кира Туманова

— Мария, сейчас не очень вовремя… — шепчу ей.

— Прости, — смотрит тяжёлым взглядом на Глеба. — Я не могла перебороть своё любопытство. Это он да?

Глеб выдерживает её взгляд. Низко наклонив голову, молча смотрит на неё исподлобья.

— Вы кто? — настойчиво повторяет.

— Мария Геннадьевна. — награждает его лёгкой усмешкой.

— Моя начальница и человек, который оплачивает твои лекарства, но тебя это не касается, — добавляю я. — Саша, пойдём.

Мне нужно вытащить Сашку из палаты, отвлечь, увести в другое место. Жизнь вокруг идёт своим чередом, и она подхватит мальчишку, пусть сейчас он и закрылся.

Мы выходим из палаты и сейчас мне всё равно, пойдёт Мария за нами или нет. Важна тёплая ладошка в моей руке.

37. Чего вы хотите?

Глеб

Вика уходит, обнимая Сашку за плечи. Тоскливо смотрю им вслед.

Может быть, оставшись один, я сейчас посыпал бы голову пеплом от стыда за свою никчемность. Вика может сделать для моего сына то, что не способен я — защитить, полюбить и показать, что мир может быть тёплым и уютным.

Так и треснул бы себя ладонью по лбу. Но женщина в синем костюме стоит и смотрит на меня не мигая.

Нутром чую, что я ей не нравлюсь.

Чихать мне на её мнение! Я и сам себе не нравлюсь, и что с того?

Главное, я понял, что она не адвокат по разводам. Поэтому может сверлить меня осуждающим взглядом хоть до дыр.

— Что вы хотите, Мария Геннадьевна? — решаюсь задать вопрос.

— Посмотреть…

— Рад, что удовлетворил ваше любопытство, — разворачиваю колеса коляски и подъезжаю к окну. Может быть, увижу Вику.

— Что собираешься делать? — Летит неожиданный вопрос мне в спину.

— Жить… — взглядом ищу знакомую фигурку, но не вижу.

— Оставь её.

Неожиданно… Я резко разворачиваюсь и едко интересуюсь.

— Вам не кажется, что это не ваше дело?

— Выпишешься и вперед шуруй к своей дурной мамаше. Не сворачивай Вике кровь. — Женщина продолжает, будто не слышит меня. — Скажи, что не хочешь больше видеть.

— Чего вы лезете? — и, помолчав, тихо добавляю. — Может, я это и говорил…

— Если говорил, то не такими словами, — резко обрывает Мария. — Преподнёс ей всё так, что она почувствовала свою важность и кинулась спасать никчемного мужика. Поднимать его наверх, не понимая, что повесила гирю на шею, которая тянет её в ад.

Она выдыхает и прижав ладонь ко лбу отворачивается. Мне хочется заткнуть ее, нагрубить и вышвырнуть вон отсюда, чтобы она перестала посыпать тоской и безнадёгой. Но я молчу, потому что, вступив в спор, раскручу новый поток обвинительного красноречия.

Мария носком туфли поддевает брошь. Наклоняется и поднимает её.

— Красивая вещица, явно дорогая. Жаль, что иголка погнута… Вика, постаралась?

— Неважно, — вяло отвечаю я.

— Послушай меня. Я старше тебя и думаю, что умнее. Даже не думаю, уверена в этом, — задумчиво потирает переносицу. — Она всё равно уйдет от тебя, но вбила себе в голову, что от здорового тебя ей уйти будет легче. Но это не так.

— Это уж Вике решать. Послушайте, что вам надо?

— Да, в общем-то, и ничего, — слегка усмехается. — Просто не хочу, чтобы один козёл портил жизнь хорошей девочке. Сосал из неё силы, деньги и время. А спустя годы, когда она окончательно потеряет веру в мужчин и любовь, выкинет её из своей жизни, укатив в закат с какой-нибудь татуированной красоткой, оставив её с двумя детьми на руках. А может быть, к тому времени, и с тремя…

В груди всё-таки поднимается лютая злость на чокнутую дуру, сующую нос не в свои дела. С трудом сдерживаюсь, чтобы не повысить голос.

— Да что вы знаете обо мне? — цежу сквозь зубы.

— О тебе почти ничего, — надвигается на меня угрюмой тенью и, облокотясь на поручни коляски, выдыхает мне в лицо. — Но я знаю многое о мужчинах.

— Я ошибся один раз! — Шиплю, глядя ей в глаза. — Вы даже не знаете, как всё произошло…

— Один раз? — Женщина брезгливо щурится. — Удобно, правда? Один раз — не измена. Один ребёнок — не считается… А знаешь что… Катись колбаской на своей коляске. Я постараюсь, чтобы у Вики жизнь сложилась, как надо.

— С чего вдруг такая забота?

— А вот так! — Выпрямляется и скрещивает руки на груди. — Хочу, и помогаю. Могу себе позволить, в отличие от тебя. Жаль её! Ты высосешь Вику, как паук, а потом бросишь пустую оболочку. И тогда ей будет уже не помочь…

— Да с чего вы это взяли? — не выдержав, рявкаю в сердцах.

Моё терпение на исходе. Будь передо мной мужчина, я бы уже не выдержал, и не смотря на коляску, схватил бы за лацканы и трахнул так, чтобы мозги встали на место.

Мария Геннадьевна явно чувствует, что ей удалось раскрутить меня на эмоции.

— Да потому что ты такой же, как и все! Никчемный эгоист, мамкина зацепинка… — чеканит громко, чуть ли не по слогам.

— Убирайтесь вон! — ору, выразительно показывая на выход.

Легкое царапанье по двери и в щель просовывается голова Ильи Сергеевича.

— Что за шум, а драки нет? — Бросив на меня мимолетный взгляд, добавляет. — Хотя, нет! Похоже я как раз вовремя… Как дела, Орлов?

Мария Геннадьевна слегка ведет плечом, пропуская врача в палату и смущённо опускает глаза. Жалеет, что ей помешали втаптывать меня в грязь?

— Простите, что помешал вашей душевной беседе, — с легкой улыбкой смотрит на Марию Геннадьевну. — Но сейчас время обхода.

— Я пойду, — гостья разворачивается, но Илья Сергеевич легонько придерживает её за рукав.

— Мария Геннадьевна, я не подслушивал, но случайно кое-что до меня долетело. Не хотите попробовать изменить своё мнение?

— О чём? — вскидывает бровь.

— Обо всём…

— До свидания, — фыркнув, Мария выходит из палаты. Бормочет на ходу что-то про мужскую солидарность.

— Ну вот, — разочарованно поводит руками врач. — А, когда столкнулись с ней на дежурном посту, показалась мне милой и очаровательной женщиной. Хотел пригласить на кофе.

Пять минут назад меня колбасило от обиды и недоумения, а теперь я переключаюсь в состояние тихого шока.

38. Три пунктика разговора

— Вика, надо поговорить. — Неожиданно произносит Мария, спустив очки-половинки на кончик носа.

Достаю из духовки противень с запеченным картофелем и ставлю его на стол. Медленно стягиваю прихватки и сажусь.

Вот и время пришло. Оттягивать дальше не получится.

Я знала, что рано или поздно наш разговор состоится, мое приближающееся материнство когда-нибудь не позволит выполнять свои обязанности. Может быть Мария и оставила бы меня в доме, но я