Развод. Горькая правда - Кира Туманова

Я была замужем за другим человеком, надежным и заботливым. Тот, к кому я приезжаю сейчас — посторонний и чужой, при виде него сердце не устраивает в груди погром. Он даже пахнет по-другому, стерильно — спиртом и лекарствами. Я помогаю ему сейчас, чтобы потом он смог выручить меня.

Каждый раз я мысленно воздвигаю между нами стену, чтобы не погружаться в переживания, не жалеть его и себя, не оплакивать прошлое. Я часто ловлю на себе взгляд Глеба — пронизывающий и ищущий, но отворачиваюсь. Быстро передаю лекарства, книги, фрукты… И пресекаю любые попытки разговора со мной. Зачем?

Пару раз я катала его в кресле по дорожкам парка. Смотрела в тронутый сединой затылок и не чувствовала ни-че-го! У меня внутри Антарктида. Чувства и эмоции я теперь дозирую, щедро отсыпая их только тем, кому они, действительно, нужны — Сашке, Марии и белой шкодливой собачке.

А Глеб их не заслужил.

Моя горячая и преданная любовь сначала сменилась обидой и ненавистью. А теперь на меня опустилось благословенное равнодушие.

И это прекрасно. Мне сейчас есть о ком заботиться, и я не хочу вновь погружаться в пучину грязи, в которую меня окунули с головой.

Не хочу! Никогда больше!

Наверное, я повзрослела. Раньше мне казалось, что без Глеба мне конец. Но вместе с бедой и болью ко мне пришла мудрость.

Осталось подождать, когда меня посетит и решительность, чтобы окончательно расставить все точки.

Почти убаюканная мерным гулом двигателя автомобиля и собственными мыслями вздрагиваю, услышав мелодию звонка. Долго ищу телефон в кармане, прижатом ремнем. Наконец, достаю его и с удивлением смотрю на незнакомый номер.

Мария, которая сидит рядом с водителем, слегка поворачивает голову на звук, но тут же тактично переводит взгляд в окно. Мало ли, кто мне звонит.

— Да, я слушаю.

— Добрый день, это Ангелина Григорьевна.

— Кто простите?

— Отдел опеки и попечительства, помните меня?

В грудной клетке включается сигнал тревоги. Рука подрагивает, когда я переношу телефон к другому уху, так, чтобы Сашка не слышал. А тот, как чувствует мое волнение. Из-под длинных ресниц бросает на меня испуганный взгляд.

— Помню, — откликаюсь сломленным голосом.

— Что же вы не звоните? — Я молчу, пытаясь прийти в себя от неожиданности и не зная, как реагировать на такой наезд. Ангелина Григорьевна продолжает уверенно. — У нас готов отчёт, можем предоставить.

— Не понимаю, какой отчет?

— На спонсорскую помощь приобретено пятнадцать комплектов теплой зимней одежды, чеки приложены. На профильные курсы записаны две группы школьников из многодетных семей, а также малообеспеченные…

— Подождите, вы серьезно сейчас?

— В смысле, серьезно? — сурово интересуется собеседница, — мы же не в игрушки здесь играем.

Смущенно фыркаю, прижав ладошку к носу. Ну кто бы мог подумать. Чеки они мне готовы предоставить.

— Простите, конечно-конечно… У вас серьезная организация. Просто это так неожиданно.

— Что здесь неожиданного? Всё как обычно, в соответствии с порядком поступления и расходования спонсорских средств. А вы чего ждали?

— Именно этого и ждала, — смущенно мямлю. — Спасибо, что распределили и расходовали.

— С мальчиком что у вас? — Ангелина Григорьевна резко обрывает мою вялую благодарность.

— Все хорошо у него, — торопливо отвечаю.

— В садик с сентября пойдете, рядом с домом подыскали? Номер 510. — Ангелина Григорьевна стрекочет быстро и уверенно, не давая мне и секунды на раздумья.

— Ну… Пойдем. Да, наверное.

— В смысле, наверное? Берете или нет? Там очередь, если вам не надо — кто-то другой пойдет.

Быстро моргаю, пытаясь удержать разбегающиеся мысли. Что это за садик, где он? Ещё не понятно, где будет жить Сашка, кто его будет туда водить. Ладно, потом разберемся, поменяемся или что-нибудь придумаем.

— Э… Да, хорошо.

— Вот и отлично, договорились. С отцом у ребенка как ситуация обстоит? Он же в аварию попал? Реабилитация требуется?

— Ну… Да, его скоро выписывают. Реабилитация требуется. — Послушно повторяю за ней, как попугай. Напор Ангелины Григорьевны способен нокаутировать кого угодно, что уж говорить о растерянной беременной женщине.

— Смотрите, если нужен пандус, оборудование специальное, тренажеры, массажи, инструкторы… То мы со взрослыми, не работаем, но социальное сопровождение деткам с проблемами оказываем. Думаю, что можно что-то сделать.

— Было бы неплохо, конечно…

— Мы к вам приходили, но по адресу не застали. Хотели грамоту вручить. Глава района подписал. И вашу сумочку вернуть, там еще документы медцинские вы забыли…

— Мы за городом сейчас вместе с ребенком, свежий воздух, ему полезно…

— А, это вы молодцы. В общем, ещё увидимся. До свидания!

Я отбиваю звонок и, смеясь, закрываю ладошками лицо. Бывает же такое! Ну кто мог подумать!

Мария вновь поворачивается ко мне.

— Что там у тебя опять стряслось? Опять кони бегут и избы горят?

— В этот раз все проще. Не поверите… Мне дали грамоту, а Сашке — садик.

— Поздравляю, — скептично кривит губы. — Надеюсь это хорошо. Сейчас бы ещё с больницей разобраться и вообще сказка будет. Таскаешься туда, как на работу. Еще и в свой день рождения.

Подмигиваю притихшему Сашке и улыбаюсь. Меня не смущает ворчание Марии, я же знаю, что она не со зла.

34. Трещина

— Пап, я видел Викину ляльку. — Сашка сосредоточенно ведет пальчиком по спицам колеса. Коляска Глеба вызывает у него повышенный интерес. — Там ножки, и ручки… Хорошенький!

Глеб издает какой-то отчаянно-клокочащий рык, бросает на меня настороженный взгляд из-за плеча.

Делая вид, что ничего не слышу, отворачиваюсь и открываю жалюзи, чтобы впустить свет.

— Хорошенькая, — взяв себя в руки, поправляет Сашку. — Там же девочка. Вика взяла тебя с собой на УЗИ?

Сашка игнорирует этот вопрос, его заботит другое:

— А ты с мамой ходил? Меня видел, когда я был у мамы в животе?

Стоя к ним спиной, заинтересованно наклоняю голову и слушаю, как Глеб именно в эту минуту решает смущённо прочистить горло.

— Нет, не видел, — наконец, отвечает и, слегка помолчав, добавляет. — Мне кажется, я всё самое важное в жизни пропустил.

Сашка громко сопит. Чувствуя его обиду разворачиваюсь к ним лицом и настороженно скрещиваю руки на груди.

Я не беру его с собой, когда навещаю Глеба. Убеждаю себя, что так лучше для Саши, но этим же малодушно защищаю себя от лишних расстройств. Я обрела пусть иллюзорный, но покой. И кто меня осудит за желание подольше побыть в этой ватной спячке?

Как многие дети, Сашка принимает всё так, как есть. Есть папа — и он пока болеет, есть мама, которую где-то долго лечат и есть хорошая тётя Вика, которая за ним