Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы - Елена Анатольевна Кондрацкая

Вместо ответа он прижал меня к себе. Я продолжала твердить глупое «нет», вцепившись пальцами в его рубашку. Генри гладил меня по затылку и согревал дыханием шею. Я обняла его крепче, спрятала лицо у него на груди и наконец замолчала. Мысли сделались невыносимыми, хотелось закрыть глаза, зажмуриться, чтобы не подпустить их, но прятаться было некуда.

– Всё хорошо. Всё будет хорошо, – твердил Генри, продолжая гладить меня по голове.

Я не верила ему. Просто не могла поверить. Ничего. Ничего уже не будет хорошо. Можно забыть ссору. Можно навсегда расстаться. Можно пережить боль разорванной дружбы. Но смерть. Смерть никому не пережить. Ничего не вернуть. Меня затрясло, Генри опять всучил мне чашку, и на этот раз я выпила, надеясь, что хотя бы чай поможет.

– Серьёзно? Ромашка? – выдохнула я дрожащим голосом.

– Не нашёл ничего лучше у вас в шкафу.

– Ненавижу ромашку. – Я вернула чашку на тумбочку и снова прильнула к Генри, с облегчением почувствовав его руки на своей спине.

– Извини, – прошептал он. – Что мне для тебя сделать?

– Побудь со мной.

– Хорошо.

Я прижалась к Генри сильнее, вбирая в себя его спокойное тепло. Радуясь, что его руки крепко и твёрдо держали меня, не давая сгинуть туда, откуда уже не вернуться. Я благодарила богов за то, что мне не придётся проходить через это совсем одной. Мне казалось, что тогда я просто не выдержу. Просто не смогу. Мне нужно было спрятаться. Хотя бы на минуту не думать, не вспоминать, не представлять. Я нуждалась в утешении и потянулась к единственному, кто мог мне его дать.

Я отклонилась назад, увлекая Генри за собой на кровать. Мы лежали обнявшись, его руки гладили мою спину, губы касались лба и волос, ноги переплелись, связывая нас крепче, делая ещё ближе. Я обвила его шею руками, отыскала его губы и прильнула к ним, словно к единственному спасению. Он, помедлив, ответил, и я углубила поцелуй, с облегчением чувствуя, как медленно пустеет голова, как замолкают мысли, отступают страхи, скрываясь в пугающей меня темноте. Я запустила руку между нами и погладила Генри между ног, тут же ощутив под брюками отклик. Разорвав поцелуй, я спустилась ниже, торопливыми и оттого неловкими движениями расстёгивая его брюки.

– Кэт, подожди, – растерянно пробормотал Генри и сдавленно выдохнул, когда я сжала в ладони его член. – Не надо…

– Заткнись, Клиффорд, – огрызнулась я, осыпая поцелуями низ его живота. – Оставь эту джентльменскую херню для Рози.

– Послушай, Кэт…

– Что? – Я подняла на него глаза. – Разве ты не хочешь меня? Мёрфи мне всё рассказал. Ты же хочешь, чтобы я ревновала? Хочешь снова сойтись?

– Хочу, – ответил Генри, но я не знала, на какой именно вопрос, может, на все сразу, – но сейчас явно не лучшее время. – Он попытался меня отодвинуть, но я оттолкнула его руку.

– Тогда хватит строить из себя недотрогу! Ради всего святого, я же пытаюсь тебе отсосать!

– А я не хочу! – Генри оттолкнул меня, и я, не удержав равновесия, неловко упала с кровати, больно ударившись локтями.

– Не ври. У тебя встал, – с обидой крикнула я.

Генри вскочил с кровати, поспешно застёгивая брюки.

– Почему ты вечно такая!.. – воскликнул он и осёкся, глядя на меня сверху вниз.

– Какая? – фыркнула я. – Я плохая, потому что хочу сделать тебе приятно?

– Нет, Кэтрин! Ты хочешь заткнуть мной дыру у себя в душе, как всегда! – зло выпалил Генри. – У тебя только что подруга умерла, чёрт тебя дери, а ты!.. – Он вздохнул, возвращая себе почти спокойный тон. – Ты никогда не думаешь о других, Кэтрин. Ты вечно зациклена на себе. Спасибо, что напомнила.

Я молча смотрела на него снизу вверх, продолжая полулежать на полу и втайне надеясь, что он всё же передумает и трахнет меня. Генри какое-то время ждал, что я что-то отвечу, но, не дождавшись, снова вздохнул:

– Хочешь потрахаться, найди кого-нибудь другого. Уверен, кто-то согласится быть твоей игрушкой. Например, тот парень из душевой.

– Серьёзно, Клиффорд? – Я возмущённо села. – Ты решил всунуть сюда свою ревность?

Генри не ответил, смерил меня брезгливым взглядом, развернулся на пятках и вышел из комнаты. Я обхватила колени, зло смотрела на дверь и до крови кусала губы, уговаривая себя не плакать. Вскочила, несколько раз измерила комнату торопливыми шагами, не находя себе места. А потом ноги сами понесли меня в гостевое крыло.

Кая в комнате не оказалось. Я просидела под дверью несколько часов и даже сумела задремать, провалившись в беспокойный сон без сновидений. Вздрагивала от каждого шороха, но умудрилась не услышать, как вернулся Кай.

– Ты что здесь делаешь? – Он коснулся моего плеча.

Сон как рукой сняло.

– Расскажи, что случилось, – потребовала я.

Кай помедлил, о чём-то размышляя, но потом открыл дверь и кивнул:

– Заходи.

Камин сам собой вспыхнул, стоило мне переступить порог. Постель была смята, похоже, случившееся выдернуло Кая из кровати. Я встала возле кресла, защищаясь его спинкой будто щитом, наблюдала, как Кай закрывает за собой дверь, сбрасывает обувь, переступает босиком по ковру и наконец садится во второе кресло, устало вытягивая ноги к огню. Поколебавшись немного, я тоже скинула туфли и забралась в кресло, подтянув колени к подбородку.

– Кто сделал это с ней? – спустя недолгое молчание спросила я.

– Никто. – Кай перевёл на меня взгляд, и я отметила глубокие тени, залёгшие под глазами.

– Что значит – никто?

– Похоже, это было самоубийство.

Я не сдержала нервный смех.

– Что за бред! Её убили! Наверное, тот же урод, который напал на меня и…

– Она прыгнула сама. По меньшей мере, десяток студентов это видели.

– Ты врёшь!

Кай удивлённо вскинул брови.

– Нет. Мы с мисс Гримм опросили свидетелей. Все рассказали одно и то же. Они вышли во внутренний двор, чтобы запустить фейерверки. Заметили на крыше жилого крыла погибшую…

– Джиа.

– Что?

– Она не «погибшая», у неё есть… – я впилась ногтями в колени, – было имя. Её звали Джиа.

– Хорошо, прости. Увидели Джиа. Она стояла на парапете, а потом шагнула вниз.

– Её околдовали.

– Нет следов магии, на теле нет печатей и меток. Абигейл Берк сказала, что они ушли с вечеринки вместе, потому что Абигейл захотела спать. Немного поспорили по дороге, из-за чего Джиа вспылила, проводила Абигейл до комнаты, забрала свою сумку, попрощалась и ушла. Сумку я нашёл на крыше, она была закрыта и аккуратно стояла на парапете, рядом стояла наполовину пустая бутылка вина. Всё указывает на то, что Джиа спрыгнула сама.

– Но это бессмыслица! – Я всплеснула руками. – Я видела её сегодня. Днём она вела себя как обычно, вечером веселилась с Аби, смеялась! Она мечтала написать книгу, собиралась летом во Францию. У неё не было ни единой причины… сводить счёты с жизнью.

– Чужая душа – потёмки, – пожал плечами Кай. Я злилась на него за спокойствие, за равнодушие и кусала губы от этой бессильной злости. Что это? Суть безжалостного вампира или пса Надзора? Хотя, возможно, понятия эти почти тождественные, и те и другие привыкли видеть смерть, а часто – несли её сами.

– У Джиа не было причин убивать себя, – медленно с расстановкой проговорила я, пытаясь убедить Кая.

– Как хорошо ты её знала?

– Достаточно.

– Достаточно, чтобы знать наверняка, что она ничего от тебя не скрывает? Никаких секретов? Никаких проблем? Как давно вы говорили по душам? Она рассказывала что-то о своих чувствах? Видела вот это?

Он достал из кармана фиолетовый блокнот со звёздами.

– Это просто кошмары, – пробормотала я.

– Уверена? Ты спрашивала её об этом?

Я открыла было рот, чтобы ответить, но остановилась. Посмотрела на Кая злее прежнего, потому что его слова больно резали по сердцу, вытаскивали неприглядную правду. Я не спрашивала. Никогда не спрашивала. Мы почти не обсуждали чувства Джиа. Болтали про книги, сериалы, доставших преподавателей, отвратительный завтрак в столовке – о любой, ничего не значащей чепухе, но никогда не говорили о том, что творилось на душе. Я не рассказывала ни Джиа, ни Мэй о своей боли, а они – не тревожили меня