(не) Родная дочурка для мэра - Лена Лорен

Вот только боюсь, от отца понимания ты не дождешься, — проговаривает Мирон с унылой миной. — Он придет в бешенство, если узнает, что ты смыл все его старания в унитаз, ради женщины.

— Поэтому мы ничего ему не скажем… до завтра, — предупреждающе проговариваю я, на что брат жестом закрывает рот на замок.

— Хорошо, как скажешь. Если надо, я буду помалкивать.

— Отлично. А я пока решу, как преподнести отцу эту новость.

— А ты же идешь на годовщину их свадьбы? — спрашивает Мирон.

— Разумеется, — отвечаю, скрывая тот факт, что с собой я хочу взять Наташу с Катей.

Следом мы обсудили с Мироном вопрос Наташиного развода. Брат был крайне удивлен тому, что я запал на замужнюю женщину, но всё же согласился оказать всю необходимую помощь в данном деле. А после мы попрощались.

В приподнятом настроении я возвращаюсь домой. Мчусь на всех парах, мечтая поскорее увидеть Наташу с Катей и объясниться перед ними.

Решил не откладывать наш разговор с Наташей в долгий ящик. Сегодня же сообщу ей, что ради нее я готов пойти на любые жертвы. Даже если из-за этого испортятся мои отношения с отцом.

На полпути к дому мне приходит сообщение от Валеры:

«К вам гости. Будьте начеку».

Тут же вдавливаю педаль газа в пол, увеличивая скорость.

Подъезжаю к дому. У приоткрытых ворот первым делом замечаю припаркованную машину Старовойтова, а потом и его самого, сходящего с крыльца дома.

Какого черта он здесь забыл?

Бросив машину как попало, выскакиваю на улицу. Чеканю шаг навстречу Старовойтову, который пришибленно пялится на меня, а потом впопыхах принимается что-то прятать в карман своего пиджака.

— А не кажется ли вам, Николай Васильевич, что вы ко мне зачастили? — говорю ему с неприкрытой претензией.

Глава 25

Я за версту чувствую, как от него разит страхом. Бздит Старовойтов. И это не может не наводить на подозрения.

Мне покоя не дает карман его пиджака, а точнее, его содержимое. В нем явно что-то есть, и готов поспорить, это «что-то» — прямиком из моего дома. Однако всё самое ценное хранится исключительно в моем сейфе, а код знаю только я.

Тогда что же он скрывает? Или у меня уже паранойя?

— Богдан, не сердись на меня, пожалуйста. Я же пришел к тебе извиниться, — лебезит он, существенно замедляя шаг и меняя траекторию, чтобы не пересекаться со мной.

Черта с два.

Демонстративно беру чуть левее и останавливаюсь напротив него, загораживая подход к его машине.

— В таком случае можете извиняться, — с высоты своего роста взираю на него выжидающе, а тот тушуется, в глаза мне не смотрит.

Мне не нужны его извинения. Ни за поступок с фотографом, ни за слух, который он пустил обо мне. Но я бы не отказался послушать, что этот говнюк может сказать в свое оправдание.

— Полагаю, это из-за меня в мэрии поднялась такая шумиха. В последние дни все только о тебе и говорят. Вернее, о твоей семье, так нежданно-негаданно появившейся у тебя, — слышу в его тоне нотки ехидства.

Не поверил, козел! Отсюда и палки в колеса вставлять мне вздумал!

— Да уж, а я всё думал, гадал, кто же так прославил меня, — проговариваю саркастическим тоном, едва ли не захлебываясь презрением к этому человеку. — А это вы, оказывается, язык за зубами не умеете держать. Что ж, приму к сведению и постараюсь больше не откровенничать с вами.

Упитанная морда Старовойтова покрывается ярко-красными пятнами и тонкими струями пота. Он туго сглатывает.

— Да у меня же совсем из головы вылетело, что ты попросил меня не распространяться о своей семье. А я сдуру ляпнул Молотову на вчерашнем заседании, — произносит он фамилию третьего кандидата на пост мэра, — ну, и понеслось. Но клянусь, это вышло непреднамеренно. Ты же сам понимаешь, не в моих интересах возвеличивать тебя, все-таки наличие семьи в автобиографии козырь значительный, а мы с тобой конкуренты как-никак.

Ага… На войне все средства хороши, а ты, чую, как раз войну затеваешь. Потому я не верю ни единому его слову. Всё было спланировано.

— Понимаю, Николай Васильевич, всё я понимаю, — мои слова не лишены иронии.

Меж тем я буквально вынуждаю себя пожать ему руку.

Да только с силой перебарщиваю. Намеренно.

Потная ладонь Старовойтова в моей руке расплющивается от силы сжатия, глаза на миг выкатываются из орбит, а сам он начинает болезненно скулить.

С удовольствием показал бы ему, где раки зимуют, но кто знает, может, он снова явился сюда за тем, чтобы запятнать мою репутацию. Не удивлюсь, если в каких-нибудь кустах притаилась целая съемочная группа по такому случаю.

С этим интриганом нужно быть всегда начеку.

— Так и быть, я принимаю ваши извинения. Мы же с вами не враги, а всего-навсего конкуренты, как вы верно подметили, — нарочито любезно отвечаю.

Старовойтов вытягивает в удивлении физиономию, словно не ожидал, что я так просто сжалюсь над ним.

— Вот ты вроде молод еще, но зрелой мудрости в тебе предостаточно. Хороший ты человек, Богдан. Весь в отца своего, поэтому я даже не удивился, когда ты выдвинул свою кандидатуру на голосование. Ты один из немногих, кто действительно достоин возглавить нашу администрацию, — угодничает он, пуская мне пыль в глаза и пряча руки в карманы пиджака.

Терпеть не могу льстивых людишек. На дух их не переношу. Но куда больше я ненавижу жуликов и проныр.

— Не сочтите за грубость, Николай Васильевич, но не могли бы вывернуть свои карманы? — произношу я требовательным тоном, всем своим видом показывая, что не отпущу его, пока он не выполнит мое требование. — Ну же, показывайте, что вы в них прячете! — уже оказываю на него давление, поскольку наблюдаю перед собой бездействие.

Старовойтов в возмущении надувается как шар. Пот уже вовсю струится по его вискам.

— Ну уж, — бурчит он, передергивая плечами. — Содержимое моих карманах ни коим образом вас волновать не должно. Я пришел сюда не для того, чтобы меня обыскивали. Это же унизительно.

— Да бросьте, Николай Васильевич, — усмехаюсь я, видя его замешательство. — Можно было бы сколько угодно рассуждать об унижении, если бы вам было что скрывать. Но вам же скрывать нечего… Или всё же есть?

Меж тем Старовойтов раздулся уже так, что вот-вот