Лед и пепел - Мила Дуглас

– НЕТ! – ее крик был не криком, а выдохом разрываемого сердца. Она бросилась вперед, сметая все на своем пути, падая на колени рядом с ним. Ее пальцы, ловкие и нежные, привыкшие к травам и кореньям, дрожали, когда она лихорадочно расстегивала ремни, сдирала наплечник, пытаясь добраться до раны. Теплая, липкая кровь обжигала ее кожу.

– Александр! О, боги, Александр, посмотри на меня! – слезы, горячие и соленые, текли по ее лицу, падая на его доспех, смешиваясь с кровью и пылью.

Он открыл глаза. Серые, бездонные, как Долина Кристаллов. В них не было страха. Была боль – острая, жгучая – и… странное, утомленное спокойствие. Его губы дрогнули в попытке усмехнуться, знакомой, самоироничной, но получилось лишь болезненное подергивание.

– Э-это… все? – прохрипел он, его голос был слабее привычного, но в нем все еще чувствовалась та стальная жилка. – Думал… твой братец Миррель… отблагодарит… лучше.

Он попытался поднять здоровую руку, чтобы коснуться ее лица, но силы оставили его. Рука упала.

Тэссия схватила его ладонь, прижала к своей мокрой от слез щеке. Вид его слабости, этой крови, этого бессмысленного, героического поступка – сломали последнюю преграду. Все – обиды, страх, память о первой ночи, боль от правды об отце – растаяла под горячими слезами и жаром этого ужаса.

– Какой же ты глупец! – вырвалось у нее, голос срывался от рыданий и невероятной нежности. – Ледяной, бестолковый, вечный дурак!

Она наклонилась ниже, ее губы почти касались его бледных губ.

– Я люблю тебя! Слышишь? Люблю! Только тебя! Никогда… никогда больше не делай так! Не оставляй меня!

Ее слова повисли в застывшем воздухе. В его глазах, полных боли и усталости, что-то дрогнуло. Любовь, которую Александр пытался загнать в глубины души, вырвалась наружу, дикая, всепоглощающая, как лесной пожар. Нежность, чистая и огненная, сменила боль. Он собрал последние силы, чтобы поднять руку, коснуться ее мокрой щеки, смахнуть слезу.

– И я тебя, глупышка. – Прошептал он, и в этом шепоте была вся Вселенная – признание, обет, конец долгой зимы. – Всегда.

Их губы встретились среди хаоса, среди вони крови и тел, под сводами вражеского тронного зала. Поцелуй был не нежным обещанием, а слиянием. Пламенем, уничтожившим последние осколки льда. Пепел прошлого смешался с дыханием будущего. В этом прикосновении была боль раны, соленость слез, горечь потерь и невероятная, ослепительная сладость обретенной истины. Александр и Тэссия. Лед и Жизнь. Север и Юг. Враги, пленница и тюремщик, палач и жертва – исчезли. Остались только они двое, на развалинах старого мира, давшие жизнь новому. Их тени слились в одну на залитом кровью камне – темный, единый силуэт на фоне угасающего пламени битвы. Змеи были пойманы. Началась новая эпоха.

Глава 25

Тишина, пришедшая на смену адскому гулу битвы, была не мирной. Она была бархатной, тяжелой, пропитанной запахом железа, дыма и смерти, оседающей на разбитых витражах и запекшейся крови на камне. Замок Альдерборн, сердце Вечнолесья, лежал в руинах своего величия. Сквозь зияющие проломы в стенах врывался холодный ветер, шевеля клочья занавесей, словно призраки былых пиров. Солнце, пробивающееся сквозь пыльную завесу, бросало косые, кроваво-золотистые лучи на опустошенный тронный зал, где теперь царили не лесные владыки, а суровый порядок Греймарка.

Солдаты в черных латах, неумолимые и эффективные завершили зачистку. Звон цепей, глухие удары прикладов о дубовые двери, сдавленные команды – вот музыка капитуляции. Остатки гарнизона Альдерборна, разрозненные, потерявшие волю к сопротивлению после гибели Валтора, сдавались. Их выводили рядами, лица серые от страха и безысходности, опущенные взгляды скользили по телу своего поверженного предводителя, брошенного у подножия трона, как сброшенная змеиная шкура. Александр, бледный как мраморная статуя, но невероятно прямой, стоял у окна, опираясь здоровым плечом о каменный откос. Повязка на ране подмышкой алела свежим пятном. Его серые глаза, холодные и всевидящие, скользили по двору замка, контролируя каждый шаг своих «Клыков Теней». Воздух вокруг него вибрировал от сдержанной мощи и боли, превратившейся в новый, ледяной стержень решимости.

Тэссия не отходила от него. Ее пальцы, дрожавшие всего час назад, когда она пыталась зажать его рану, теперь были сжаты в кулаки, впившиеся в складки ее куртки, запачканной пылью и его кровью. Каждый его вдох, чуть более прерывистый, чем обычно, отзывался в ней острой болью. Она видела напряжение в его челюсти, тень страдания, мелькающую в глубине ледяных озер его глаз. Но больше всего ее поразило то, что он сделал.

Он бросился под клинок. За Мирреля. За ее брата.

Эта мысль крутилась в голове, смешиваясь с обжигающим признанием, вырвавшимся у нее в пылу отчаяния, и с новой, всепоглощающей тревогой за него. Любовь, прорвавшая плотину, теперь была не пламенем, а бурной, темной рекой, несущей и восторг, и ужас.

Дверь в дальнем конце зала с скрипом открылась. Борк, его лицо, изборожденное шрамами, еще более мрачное, чем обычно, ввел старика. Короля Ориона Третьего. Но это была лишь тень прежнего правителя Вечнолесья. Он опирался на посох, его некогда гордая осанка согнулась под тяжестью неволи и, как выяснилось, предательства. Лицо, похожее на высохшую лесную гримасу, осунулось, глаза, глубоко запавшие, блуждали по разрушенному залу с немым ужасом и тупой покорностью. За ним, как верные тени, шли Миррель и Роан. Миррель, все еще бледный, но с новым огнем в глазах – огнем выжившего и узнавшего правду, держался прямо. Роан, могучий и немой, как скала, его взгляд метал искры ненависти к павшему Валтору и настороженного уважения к Александру.

Орион остановился, его взгляд упал на тело Валтора. Старик вздрогнул, будто его ударили током. Сухие губы задрожали, прошептав что-то невнятное. Потом его глаза, медленно, с невероятным усилием, поднялись на Александра. Не на завоевателя. На человека, стоящего у окна, с перевязанной раной.

– Он… – голос Ориона был хриплым, как шелест сухих листьев под ногами. – Валтор… Он говорил… что ты прислал ко мне убийц… и что отравил Мирреля… – Старик покачал головой, и в его глазах плескалось море горького прозрения. – Ложь. Вся… ложь. Он… хотел трон. А я… старый дурак… поверил. Отдал ему власть… пока гнил в темнице. – Слеза, мутная и тяжелая, скатилась по морщинистой щеке. Он посмотрел на Мирреля, живого, стоящего рядом.

Миррель сделал шаг вперед. Его голос, обычно мягкий и рассудительный, звучал с новой, металлической твердостью:

– Вина на вас, Ваше Величество. Вы начали бесконечную войну, которая закончилась для вас заключением у предателя, чей труп оскверняет этот зал. – Он бросил взгляд на Валтора,