Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Руди, пытавшийся было урезонить бузотёра, сам оказался втянут в попойку — оме, обняв за плечи Вивиана, сидевшего слева и глупо пьяно улыбавшегося, и управляющего, умостившегося справа от оме и тоже обнятого рукой, как потом выяснилось, маркиза Аранда, покачиваясь из сторòны в сторòну громко орали:

Ха! Юви, юви, ю, ха, ха, ха

Загорел под солнцем я

Как лесной орех, лесной орех,

И такой же, как я,

Мне омежка нужна!

Юви ду юви юви ди ха ха ха

Юви ду юви юви ди ха ха ха

Дуви ду дуви дуви ди

Крепок ты, лесной орех,

Так же крепок я, ох, крепок я!

Быть таким же, как и я,

Должен и мой супруг!

Появившаяся охрана, до той поры совершенно не видная и попытавшаяся прекратить бесчинство, сама оказалась втянута в похабное действо. От дивана ночных лордов и леди подтянулись четверо остававшихся к тому моменту свободными, на что маркиз заорал официантам:

— Тащи ещё! — а затем провозгласил на неизвестном языке, — Я узнал, что у меня есть огромная семья: и тропинка, и лесок, в поле — каждый колосок, речка, небо голубое, — это все мое, родное, — это Родина моя! Всех люблю на свете я!

И действительно, чувство всеобщей любви и братства охватило присутствующих за сдвинутыми в несчастный приват диванами и столиками.

Официанты, сбиваясь с ног, таскали из бара, что могли — чипсы, солёные орешки, конфеты — в борделе не было ресторана, а повар, кормивший ночных бабочек завтраком, придёт только утром.

Охрана, присоединившаяся к попойке — трое здоровенных альф в кожаных чёрных жилетах на голое тело, тискали взвизгивающих проституток обоих полов.

Оме, незаметно удалившись и пьяно покачиваясь, смотался в подсобные помещения, вскрыл кухню и приволок сыры четырёх видов (добрался до заначки повара), окорока, колбасу, хлеб, здоровенную бутыль столового вина, чем вызвал восторг собравшейся за столом компании количество участников которой перевалило за десяток. Принесённое тут же было нарезано, разложено по тарелкам и пирушка продолжилась с новой силой. Взвиги тискаемых омег, хохот, выкрики. На том конце стола затянули песню… К пьянке присоединились и официанты и бармен. В стеклянные двери борделя толкнулись несколько клиентов. Двери не открылись.

Маркиз, заметивший пришедших, ни к кому не обращаясь высказался:

— Нахер!

Посетители, возжелавшие продажной любви, будто забыв зачем шли, повернули назад.

Руди, сам выпивший под настоятельные требования оме не меньше бутылки, захмелел и, давясь пьяными слезами, жаловался маркизу:

— Оме… вы по… понимае… те, оме… Я его… а он…

— Да хто? — оме, протянув руку, пьяно взлохматил короткие красные волосы альфы, уткнувшегося в его плечо.

— Ю… — альфа пьяно икнул и вытянул губы в трубочку, пытаясь произнести сложное для него имя, — Ю… фу-ух, ик, Ююю-рген.

— А хто это? — оме толкнул плечом повесившего нос Вивиана.

Тот, не поднимая головы, выговорил:

— Хзн…

— Да не спи ты! Кто?

— Хо-зя-ин… — по слогам выдавил омега.

— А… понятно… Выпей, Родя, выпей, — маркиз повернул голову к Руди, — мы его сейчас… — и в зале громогласно раздалось, так что в номерах, где обслуживали клиентов, вздрогнули, — ЮРА! ЮРА-А!

Делмар — альфа-мальчик двадцати восьми лет, прикрыл уши точёными пальчиками с маникюром.

— Юра! — орал маркиз, так, что Руди морщился.

Прервавшись, оме начал толкать привалившегося к нему Вивиана:

— Виталя! Виталя, не спи! Не спи, Виталя… Эй! Кто там! Гитару мне! ЮРА, бля! Давай за любовь! — оме наполнил бокалы Руди и Вивиана, расплёскивая драгоценную влагу на скатерть, — Надо! Надо! Рыжий, давай!

Оме единым духом опрокинул свой бокал в рот, привлёк к себе сидевшего с ним рядом омегу, ткнувшись носом в его макушку, занюхал. Вивиан поднёс тонкий фужер ко рту, широко открыл его, глаза омеги сделались бессмысленными, рот закрылся и он так и остался сидеть с бокалом в руке и пьяной улыбкой на лице, глядя на то, как оме уговаривает Руди выпить.

Красноволосый альфа запрокинув голову назад, пил, кадык ходил под белой кожей шеи. Проглотив вино, он выдохнул, вытер мокрые губы рукой в чёрной перчатке.

— Виталя, ты чего греешь? — неугомонный маркиз, становившийся от выпитого только бодрее и бодрее, толкнул омегу плечом. Вино плеснулось в с трудом удерживаемом бокале.

Вивиан отпил, выдохнул — в эту минуту он так любил всех сидящих за столом — и этого неугомонно-пьяненького оме-маркиза и Руди, привалившегося к плечу странного посетителя с другой сторòны и Делмара, с упоением целовавшегося с кем-то из охраны, и ещё Ирмина и Гречела, тоже таких же ночных леди, остававшихся на момент появления в борделе маркиза, свободными и сейчас во весь голос хохотавших над пьяными шутками Роландана — альфы-проститута отыгрывавшего сурового воителя, но на самом деле пассива в постели.

— О… ме, — протянул Вивиан подняв на маркиза пьяные глаза, — хорошо…

— А то! — кивнул тот и снова заорал:

— Да где гитара-то?!

Тренькнули струны лютни — кто-то из официантов передал маркизу инструмент, оставленный без присмотра выпивавшим менестрелем. Оме, растолкав и усадив ровно Руди с трудом открывшего глаза и теперь влюблённо смотревшего на маркиза, начал перебирать струны и подкручивать колки:

— Да как тут…

Наконец, совладав с незнакомым инструментом, оме привалился спиной к груди Руди (тот сразу же уткнулся носом в макушку маркиза и блаженно прикрыл глаза) и, глядя на Вивиана, провозгласил:

— Песня для нашего Витали… Слушайте…

Тихий перебор струн, за столом притихли… Лица повернулись к оме, трезво и раздумчиво напевавшему, на неизвестном, но ставшем, вдруг, понятном всем языке:

Не бродить, не мять в кустах багряных

Лебеды и не искать следа.

Со снопом волос твоих овсяных

Отоснился ты мне навсегда.

Зерна глаз твоих осыпались, завяли,

Имя тонкое растаяло, как звук,

Но остался в складках смятой шали

Запах меда от невинных рук.

В тихий час, когда заря на крыше,

Как котенок, моет лапкой рот,

Говор кроткий о тебе я слышу

Водяных поющих с ветром сот.

Пусть порой мне шепчет синий вечер,

Что и был ты песня и мечта,

Все ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи —

К светлой тайне приложил уста… [88]

(стихотворение, конечно, бессмертно, но пришлось подправить с учётом сюжета, прости, Серёня).

За столом всхлипнули… Роландан — здоровенный альфа-качок, уткнувшись лицом в плечико Ирмина, рыдал в голос. Слёзы залили широко раскрытые глаза Вивиана, неотрывно