Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Оме!

Вивиан, не видя куда, поставил бокал на стол. Ножка его, при этом подломилась и он упал, расплёскивая вино между тарелок. «Виви, детка» от Леандера, отсос от Руди, благоговейно не двигавшегося и предоставлявшего сейчас свою широченную грудь для певца, затрòнувшего такие струны в душе омеги… Всё это ушло куда-то, для Вивиана сейчас существовал только он — омега-маркиз, случайно, судя по всему, забрёдший в их заведение и ставящий его сейчас на уши. А может не случайно? Может — это судьба? Не в смысле брака или любовных отношений, а в том смысле, что такая встреча неслучайна?

За спинами сидящих оме и Руди промелькнул высокий силуэт. Юрген, поводя бёдрами и строго разглядывая творящийся бардак — под его взглядом прекращали улыбаться альфы и омеги, официанты вскакивали на ноги, прошёл в приват и уставился на пьяного Руди.

Не-е-е… Нам этого не надо. Мы только разогрелись… У нас ещё танцы впереди… И шашлык… Уж музыку-то им всем в голове я обеспечить смогу.

Появление сурового хозяина борделя мне категорически не понравилось — что это, в самом деле, такое? Мы тут отдыхаем, а он…

Руди выдохнул мне в макушку:

— Это он… Юрген…

— ЮРА! — заорал я, что есть мочи.

Альфа в длинном платье с разрезами вздрогнул, а я телекинезом потащил его к нам:

— Садись! Выпей! Закусывай! — я отпихнулся кое-как от груди Руди и сел прямо, отложив тренькнувшую лютню в сторòну, за спинку дивана.

Сейчас он будет бухтеть, дескать, то нельзя, это не так, вон, народ уже подобрался.

ВСЕХ ЛЮБЛЮ НА СВЕТЕ Я!

Юрген с хмурым лицом уселся рядом с Руди, подтянувшим к себе раскинутый в сторòны подол своего платья и, вдруг, неожиданно для всех выдал:

— Гуляем! Заведение угощает! — произнёс и замолчал, сам удивившись тому, что сказал.

За столом облегчённо загалдели, по рукам заходили бутылки, из которых наливали в подставляемые бокалы. В головах всех сидевших вдруг зазвучала забойная разухабистая музыка с неожиданно понятными словами:

Водка пива водка пива, пад канец карпаратива

Пад васточные мативы выпалняем нармативы

Водка пива водка пива, пад канец карпаратива

Ты уходиш так красива, была крута всем спасиба

Джин и тоник джин и тоник, я в душе такой разбойник

Не павериш сам не верю, но джин тоник в эта верит

Спрайт тэкила спрайт тэкила, меня в оващ превратила

Спрайт тэкила спрайт тэкила, меня в оващ превратила

Акуратна улажила, нежна лавашом накрыла

Водка с сокам памидорным, ну нибуть таким упорным

Проста пакраснели гласки, ат двух капилек табаски

Водка пива водка пива, пад канец карпаратива

Пад васточные мативы выпалняем нармативы

Водка пива водка пива, пад канец карпаратива

Ты уходиш так красива, была крута всем спасиба

После сотачки абсента, стали все гаварить с акцентам

И зачем абразаванье, для взаимапаниманья

Шакаладный, есть вишнёвый и канешна же миндальный

Пробуй чачу, угащаю, ничиво ни заприщаю

Хватит пить, паеш закуски, я уш понял что ты руский

И паэтаму братэлла, ат Вахбета Изабелла

Водка пива водка пива, пад канец карпаратива

Пад васточные мативы выпалняем нармативы[89]

Делмар, вырвашись из рук тискавшего его альфы-охранника и завлекательно вращая круглой попкой, задрав тонкие руки вверх, стянул с себя длинную обтягивающую сетчатую майку и, оставшись в одних чёрных стрингах, едва прикрывавших крупный альфовский член и не менее монументальные яйца, размахивая майкой над головой, завертелся перед сдвинутыми столиками. Официанты, один за другим выметнулись на импровизированный танцпол. Роландан, Ирмин, Гречел, ещё кто-то из ночных бабочек, выскакивали из-за стола, тащили друг друга за руки, на ходу допивая вино из бокалов и чашек.

— Руди, — строго спросил Юрген, — что здесь происходит? Сколько сейчас клиентов в номерах?

— ЮРА! Етит твою мать! Какой ты нудный! Отстань от него. Выпей с нами лучше! — незнакомый оме в куртке, штанах и сапогах протянул ему налитый до краёв бокал, — Штрафную!

ВСЕХ ЛЮБЛЮ НА СВЕТЕ Я!

И неожиданно повторно возникшее негодование хозяина борделя куда-то испарилось. Все окружающие показались ему милыми и весёлыми людьми с которыми не грех и выпить…

Мы пили. Орали и плакали. Руди, привалившись к моему плечу и едва не раздавив меня своим весом, ныл мне в ухо:

— Не могу, оме… не могу… Тут он, и на меня не смотрит…

Переложив расстроившегося до слёз альфу головой к себе на колени (а куда ж тебя девать-то, хороший мой?), я строго посмотрел на Юргена. В глазах двоилось (вот как так? глаз-то нету…):

— Юрка, блядь! Ты до чего мужика довёл? А?

Плечи Руди затряслись от рыданий. Вивиан счастливо улыбаясь, дремал, привалившись к моему левому плечу. Юрген отвлёкся от созерцания того,

как Гречел танцует на сцене, неумело пытаясь раздеться догола, собрал глаза в кучу и повернулся ко мне с вопросительно вздёрнутыми бровями, мол, что?

Я погладил красную шевелюру:

— Родя, ты как хочешь-то? Что бы он или ты его?

Пьяный Руди, утирая пьяные слёзы ручьём катившиеся из глаз и шмыгая засопливившимся носом, буркнул мне в штаны:

— Он… что бы…

— Ну, вот! Юрка! Дрюкни его. Тебе жалко что ли? Какая, нахрен, разница, где тебе шишку парить? А жопа смотри какая, — я задрал подол платья Руди, обнажая крепкие белые ягодицы. Тот поспешно, недовольно бурча, нетвёрдой рукой одёрнул чёрный шёлк.

— Да не нравятся мне альфы, — неожиданно трезво ответил Юрген. А глаза-то пьянёшеньки.

— Ну, ради меня, а?

— Тебя? Тебя хочу, — безапелляционно выдал альфа, услышав то, что хотел, придвигаясь к нам с Юргеном ближе и опираясь локтем на бедро лежавшего на боку управляющего.

Ох-хо-хо. Как тяжело-то с вами.

— Не. Не пойдёт, — спокойно отвечаю, — не для тебя мой цветочек рос. Давай выпьем…

Чокнувшись бокалами с альфой, я глотнул пару глотков красного вина, зажевал сыром. Вокруг обернувшегося к нам спиной Гречела, а сцена была всего метрах в трёх от нас, собрались едва стоящие на ногах зрители и, хлопая в ладоши, подбадривали импровизированного стриптизёра.

Омега уже разоблачился почти полностью — оставались только трусики, из трёх веревочек, по заветам Шиарре. Крутя попкой, он уцепил пальчиками боковые резинки и под ритмичные хлопки тянул их по телу ниже и ниже. Вот уже центральная верёвочка, выворачиваясь и открывая на всеобщее обозрение сладкую щель, выходит из промежности между белыми ягодичками. Омега остановился, будто задумавшись, так и не