Лицо с обложки - Юлия Белкина

задумчиво глядя себе под ноги… Под его остроносыми «казаками» хрустело битое стекло. Затем он вспомнил про Свету. Поманил за собой одним пальцем. Вывел ее в гараж, где стояла уйма шикарных машин (это Света успела заметить!)

— Вас ист лост? — спросила Света, досадуя на бедность словарного запаса.

Да разве «в чем дело?» хотела она спросить! Когда тут такое творится! Но как передать все разнообразие распиравших ее чувств? Как объяснить Бритоголовому, в каком обалденном восторге она от его крутизны?! Вау!

Бритоголовый откинул с пола кусок peзинового ковра, дернул за кольцо и приподнял крышку люка в бетонированном полу. Внизу горел свет, туда вели ступеньки… Бритоголовый кивком скомандовал; спускайся.

— Штуфэн…

Света замотала головой, стала тыкать пальцами.

— Туда? Вниз? Наин, найн. Я с тобой! — показала она жестами.

О, блин! Да как же ему объяснить, что она в доску свой человек, хоть бы Бритоголовый перемочил у нее на глазах пол-Берлина. А то ведь сейчас посадит, как овцу, в подпол и прижжет, и прощай, белый свет, а все оттого, что она не сумела двух слов связать.

— Донт шут! — всплыл из подкорки крик какого-то полицейского из кино. — Ноу! Ю фаин.

Слава Голливуду, какие еще фразы она помнит?!

— Донт килл ми. Ам сорри.

Бритоголовый нетерпеливо помахал стволом, что-то залопотал на дикой смеси немецкого с английским. Рыбак рыбака видит издалека, Света сразу поняла — он не собирается ее убивать, а просит для чего-то спуститься в подвал. Он посторожит здесь наверху, потому что могут появиться другие «паф-паф»… А если они вдвоем спустятся в подвал и придут другие «паф-паф», им обоим крышка.

Cвета оценила решение как правильное, закивала:

— Гут. Файн. Момэнт маль.

Бритоголовый подпер крышку люка металлическим стержнем, и Света пошла по ступенькам вниз. По ногам тут же потянуло холодом, вечной, не просыхающей погребной сыростью. В конце крутой лестницы оказалась дверь. Света толкнула ее. Разбухшая, она с трудом, но подалась. За дверью оказалась темнота…

Света просунула голову в щель. В лицо дохнуло холодной сыростью. На серую стену в подтеках плесени упала полоска света… Когда глаза стали различать предметы, Света увидела в стене ржавые железные кольца. С них свисали цепи. Она поняла, что видит потолок, пол был внизу, до него — метра два, целый ряд бетонных ступенек… Там, под свисающими цепями, на сетчатой металлической кровати, лежала связанная девушка.

— Халфен! — крикнул сверху Бритоголовый. — Помоги!

Р. S.

По дороге Брану рассказал мне, что произошло после того, как Раймана увезли на «скорой». Следом за Хозяином в клинику на машине отправились Май и один из его телохранителей. Остальные остались в доме, ждать вестей…

Первым не выдержал Кшиштоф. Сначала он нервно расхаживал взад-вперед по студии, затем поднялся наверх. Вскоре все, сидящие внизу, услышали его крик и вопли Лоры. Оставшийся в доме телохранитель Раймана пошел наверх узнать, в чем дело… Он долго не возвращался. Затем они спустились вдвоем — поляк и телохранитель Хозяина. Лору они тащили под руки, лицо ее было в крови. Кшиштоф окончательно узурпировал власть на корабле, оставшемся без капитана. Размахивая пушкой, он приказал телохранителю отвести девушку в машину. В это время кто-то позвонил у ворот. Из динамика донеслась мелодия колокольчика: «динь-дон». Кшиштоф нервно содрогнулся. Приказал югославу подняться и посмотреть, кого принесло. Брану вышел из студии, поднялся к парадному входу, выглянул из-за занавески.

— Это была она, — кивком указал он на девчонку на заднем сиденье.

В это время в студии началась стрельба. То ли телохранитель Раймана решил не делиться с поляком и Брану, то ли сам Кшиштоф решил убрать сообщников, но там вышла сплошная мясорубка. В результате Кшиштоф был убит. Рон тоже. Брану слегка задело — он показал мне две царапины от пули, на ноге и на предплечье. Телохранитель Раймана исчез вместе с Лорой…

Я скушала Брану, верила ему и не верила — больно уж белым и пушистым сам он выходил из мутной воды. Но после пережитых суток и выпитого только что стакана коньяка все происходящее казалось непонятным, будто я быстро-быстро кружилась на карусели. Сильнее всего меня удивляло, что со дня неудавшегося побега прошло только двадцать шесть часов. Мне казалось — несколько дней, не меньше.

— Почему они взяли Лору? — спросила я. — Почему не выпытали код у меня?

Брану обернулся. Объяснил:

— Я сказал им, что ты доходишь. Что, уже не можешь говорить.

Невероятно — этот подонок спас мне жизнь.

— Спасибо.

Брану кивнул — не стоит!

Да, прошло всего двадцать шесть часов, и из них примерно шесть Райман находился в клинике. Как я ему и напророчила… Из-за этот-то югослав и смотрел сейчас на меня со смесью восхищения и удивления. Сейчас он сильно напоминал Германа… Но это уже из другой оперы, как говорила бабушка Гедройц.

— Хозяин не успел сменить код, — читая мои мысли, произнес Брану.

Мы оба думали об одном и том же, и, повинуясь моему внутреннему нетерпению, «мерс» Раймана рванул вперед с такой скоростью, что я ощутила легкий толчок в груди и боль в переломанных ребрах. Девчонка на заднем сиденье не падала ни звука. Следовало выбросить ее где-нибудь по дороге, но не хотелось терять ни секунды. Я надеялась, что Лоpa еще жива…

Подняв задними шинами облако красной гравиевой пыли. Брану лихо развернулся на подъездной аллее возле входа в квартирный комплекс на Потсдамском шоссе. Опережая друг друга, мы выскочили из машины и бросились к стеклянным дверям мраморного холла. Дверь перед ними услужливо распахнул охранник в красном пиджаке, полосатом галстуке.

Только возле лифта я заметила, что девчонка увязалась за нами.

— Вернись в машину! — крикнула я.

— Я захлопнула дверь.

— А, зачем выходила?

Но ругаться было некогда.

Мы поднялись в лифте, вышли на площадке. Девчонке я приказала стоять в кабине и держать палец на кнопке «стоп». Брану посмотрел на меня, я — на него. Мы поняли друг друга без слов. Он протянул мне ключ-карту, сам достал оба ствола. Задержал меня сгибом руки и неожиданно поцеловал в щеку, рядом с разбитым, распухшим ухом. Шепотом спросил:

— Ведь ты его обманула, да?

Bpать не имело смысла. Я глазами ответила: да, обманула. Брану восхищенно улыбнулся, я тоже не удержалась. Он наклонился, поцеловал меня и сказал:

— Эта прическа тебе не идет. Смени ее, когда уйдем.

Знаю, это прозвучит неожиданно, но целовалась я второй раз в жизни, и оба раза мой визави сжимал в руке оружие.

Брану встал спиной к стене, рядом с дверью нашей квартиры, и приготовился.

Я