И тут я увидела чудовище - Екатерина Началова

— То есть изначально ты явился читать? — я хихикнула.

— Я держал это в голове.

Как ни в чем не бывало, Дракон опустился в кресло и раскрыл на бедре «Слово о докторе».

— Встречаются редкие особи с даром, — неспешно говорил старый Змей. — Но в наше время популярны разные союзы или альянсы. А такая стадность — убежище бездарностей. Все равно, служат они Порядку или Хаосу, своему роду или целой стране. Ворота бессмертия узки и в них способны пройти только одаренные одиночки.

Я заулыбалась, ощущая как тяжелеют веки.

— Люблю, когда ты читаешь...

«Я люблю тебя», — еще раз, уже мысленно сказала я и закрыла глаза, впитывая выразительный голос. Я все еще точно не знала, о чем повествуется в шедевре змеиной литературы, но точно знала, что это теперь моя самая любимая книга на все времена.

Ингренс читал вслух, пока я не уснула.

Глава 21. Маленькие шалости

Закрывая глаза, я планировала рано встать, незаметно вышмыгнуть из комнаты и найти Ингренса. Но планы усложнило одно маленькое обстоятельство — я благополучно проспала до обеда. Разбудил меня оглушительный гром. Когда я подняла голову и разлепила ресницы, то поняла, что гром — это настойчивый стук в дверь. И еще один.

— Клари! — прозвучал из-за двери нетерпеливый голос мамы. — Сколько можно спать? Нас ждут.

— Давно пора встать, — поддержал ее хмурый голос отца.

— Помочь вам одеться, леди? — это уже Стинира.

Пытаясь понять, что происходит, я медленно оглядела комнату, оценила сочащееся светом окно и с ужасом соскочила с кровати. Полдень. Полдень!

Проспала!

Еще и комната выглядела так, будто в ней похозяйничал медведь. И этот медведь явно что-то искал.

— Не входите! Никто! Я проспала! Дайте мне пару минут! — выпалила я, кубарем перебираясь в комнату для омовений, на ходу вытаскивая из волос белые перья. Требовалось срочно убрать с себя запах Ингренса, который могли почувствовать чуткие носы моих родителей. К счастью, на этот случай имелась специальная эссенция — носить на себе чужой запах у драконорожденных считается неприличным.

Через рекордные несколько минут, я ухитрилась совершить все гигиенические процедуры, засунуть себя в платье, смотать волосы в относительно приличную шишку на затылке, и открыть дверь. Я стремилась просочиться в узкую щель, чтобы незаметно выскочить наружу, но удачно встретилась лицом к лицу с поджидающим меня на пороге отцом.

— Наконец... Это что такое?! — воскликнул он, углядев поверх моей головы спальню, щедро украшенную ночным безумием. Сделав шаг вперед, он распахнул дверь, оценивая разрушения. Внутрь немедленно уставились мама и, стоящая за ней, Стинира. Обе приоткрыли рты.

Пошевелившись от влетевшего в комнату воздуха, перья, пух и клочки тканей обеспокоенно качнулись с облюбованных за ночь мест. Сиротливая наволочка, оставшаяся от подушки, безжизненной тряпочкой лежала на белом ковре. Вторая наволочка тихо колыхнулась с люстры, беззвучно призывая на помощь.

Молчание зрителей отчетливо начало отдавать вопросами. Я сглотнула, собираясь сообщить, что у меня было плохое настроение. Избалованная высокородная драконесса вполне может позволить себе растерзать постель. Правда, в моем случае легенда была слабой, особенно для родителей — они-то знали, что уничтожение вещей не в моем характере, к тому же отсутствие когтей...

Мама обвела глазами белые руины, оглядела безжизненные останки распоротых подушек, глянула на меня и немедленно протиснулась вперед, загородив отцу проход.

— А я говорила! Видишь, что ты натворил? — заявила.

— Я? — изумился отец.

— А кто? Полюбуйся как мы с нашей девочкой рассержены на тебя, дорогой!

Уперев руки в бока, мама вызывающе встала на пороге.

— Я тебе и вчера говорила! Как ты мог стребовать такую клятву, не оглядываясь на мнение Клари? Мы с ней вспороли все подушки, представляя на их месте тебя! Да-да, Арс! Тебя! Твое прекрасное лицо! И внутренности!

Мама продемонстрировала когти. Я проглотила свои слова и кивнула, с видом оскорбленной невинности повыше поднимая подбородок.

Ой, уже не невинности...

Хотелось расхохотаться.

— Немедленно думай над своим поведением! Пока мы собираемся с силами! — повышая тон, мама наступала на отца, не давая ему сказать ничего больше недоуменного «Э-э-э», и в итоге, захлопнула перед его носом дверь.

— Ничего, ему полезно... Клари! — она обернулась на меня, мгновенно меняя и тон и выражение лица, и зашептала. — Девочка моя! Это произошло? Да?

Я вздохнула и смущенно кивнула.

Раньше и не подозревала, какая у меня невероятная мать. Всегда больше тянулась к отцу, а мама... Она всегда была немного отстраненной, а иногда даже казалась мне слегка «того». К тому же мы никогда не сходились в предпочтениях: мне нравилось рисовать, а ей — читать «Дамский угодник». Я бесконечно чертила проекты зданий, а мама — могла бесконечно долго обсуждать, какие рукава делать — зауженные или расклешенные. Рукава... Зачем вообще обсуждать рукава? Это так приземленно, так элементарно. Стоят ли рукава отдельного обсуждения? То ли дело прекрасные анфилады... Вот о них я могла говорить сколько угодно, и уже мама закатывала глаза. Мы никогда не понимали вкусы друг друга и редко сходились во мнениях, но сегодня, наконец, случилось долгожданное понимание.

Затолкав меня подальше от двери для разговора, мама торжествующе задрала голову в потолок, несколько раз взвизгнула и от души затопала каблуками на месте, топча пух.

— Ух, хитроумный беляк! Просочился все-таки... А какой темпераментный! — потирая руки, она оглядела останки матраса с одобрением, затем заботливо поправила мой воротник. — Он хорош? Сделал тебя счастливой?

Отвечать на это маме было ужасно некомфортно. Спрятав глаза, я просто кивнула.

— Я в нем не сомневалась... Мужчины такого типа изобретательны. Так и знала, что эти все его анатомические вскрытия должны приводить не только к боли... Он точно осведомлен, куда лучше нажать, да? Ох, гусеничка, твой отец тоже в свое время так шалил, так шалил...

— Мама! Пожалуйста! — взмолилась. Я точно не хотела знать про шалости папы. И говорить, куда нажимал Ингренс. Лучше уж про рукава...

— Сядь. Дай хоть сделаю тебе приличную прическу, скромница, — мама рассмеялась, с удовольствием пнула кончиком туфли останки подушки, и подняла с пола костяной гребень. — Ты же познакомилась с родом Четырехпалых?

— Э-э-э... Ты о Сесилье?

— Белокуренькая, что выбыла из смотра, — мама расчесывала