Пепел. Гори оно все... - Весела Костадинова

больше, чем она сама в себе видит. Но в глубине души, где жили ее страхи, слова матери находили отклик. Она вспомнила вчерашний вечер, холодные взгляды гостей, свою неловкость, свою неуклюжесть рядом с Ярославом, свою неуверенность ночью с Артуром. А что, если мама права? Что, если она — лишь временное увлечение, вспышка, которая скоро потухнет?

— Ты не знаешь его, — тихо сказала она, но в ее голосе не было уверенности. Она опустила взгляд, стиснув чашку, чтобы скрыть дрожь в руках.

— А ты знаешь? — парировала Анна, смягчая тон, но не отступая. Она подошла к дочери и положила руку ей на плечо, но этот жест, обычно утешительный, сейчас казался тяжелым. — Аля, я не хочу, чтобы тебе было больно. Но такие, как он, не женятся на таких, как мы. Ты моя дочь, и я вижу, какая ты. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет ценить тебя за то, какая ты есть, а не за то, как ты пытаешься вписаться в их мир.

Альбина молчала, чувствуя, как сдавливает горло. Смех Эльвиры и Артура, доносившийся из сада, теперь казался далеким, нереальным. Она бросила взгляд в окно: Эля и Артур непринужденно смеялись над чем-то, а потом Эльвира подпихнула Артура локтем.

- Да, - Анна перехватила взгляд дочери. – Будь на твоем месте Элька, она смогла бы его удивить. Но не ты, Аль…. Прости за жестокость, но мне не хочется потом вытирать тебе сопли.

«Да, когда ты мне их вытирала, мама?» - вдруг захотелось крикнуть Альбине.

Она бросила чашку в раковину, едва не разбив.

- Посмотрим, мам, - сжав зубы, чтобы не наговорить лишнего, только и пробурчала она.

- Конечно, - вздохнула Анна. – Только потом не говори, что я тебя не предупреждала. Не по себе дерево рубишь, дочка. В лоб прилететь может.

Больше она не сказала ни слова, но Альбина чувствовала молчаливое неодобрение матери, хотя та вела себя с Артуром приветливо и доброжелательно.

Когда они поехали обратно домой, почти всю дорогу оба молчали. Альбина все время обдумывала сказанные слова, Артур выглядел задумчивым и усталым. Она заметила это еще в доме, когда он вернулся с прогулки по деревне, но не придала этому значения. Сейчас же его молчание отчетливо наложилось на слова матери.

Сердце девушки сжалось в немой тоске.

Он привез ее домой и крепко обнял на прощание, поцеловал.

- Спасибо, рыжик, - голос звучал устало, но тепло. – Зря ты так волновалась, у тебя замечательная мама и огненная сестра.

- Спасибо, - стало немного легче дышать.

- Завтра меня не жди, - улыбнулся он. – Надо и с отцом увидеться. Так что встретимся в понедельник на работе, солнышко рыжее, - погладил по волосам, улыбнулся и снова поцеловал.

Аля молча кивнула, но когда он обнял ее у подъезда, крепко обняла его в ответ, прижимаясь лицом в его шею, мечтая, чтобы он взял ее за талию и без слов усадил обратно в машину, увозя с собой.

И все же пришлось его отпустить.

Она устало прикрыла глаза, подставляя лицо теплому летнему ветру и жадно вдыхая запахи города. Но успокоения это не принесло.

22

Дни превратились в бесконечную череду совещаний: Ирина таскала Альбину за собой в правительство области, где та, стараясь не теряться под взглядами строгих чиновников, представляла проекты и отвечала на вопросы. Знакомства с представителями правозащитных организаций, деловые обеды, где каждое слово нужно было взвешивать, и постоянные обсуждения стратегий выматывали до предела.

Возвращаясь на свое рабочее место, Альбина тут же погружалась в другой мир — социальные сети. Она готовила посты, монтировала короткие видео, отвечала на вопросы в комментариях, следила за трендами и пыталась уловить, что цепляет аудиторию. Работа требовала не только времени, но и полной отдачи: каждый лайк, каждый репост, каждый негативный комментарий казались ей личным вызовом. Иногда она забывала даже пообедать — в лучшем случае перехватывала кофе из автомата или яблоко, которое лежало в сумке с утра. К концу дня она чувствовала себя как выжатый лимон, но в этой усталости было что-то удовлетворяющее: она справлялась, пусть и на пределе сил.

Артур, наблюдая за ее рабочим марафоном, держался на расстоянии, уважая ее занятость. При случайных встречах в офисе — в коридоре или у кофемашины — он тепло улыбался, и его глаза, всегда такие внимательные, словно говорили: "Я здесь, но не хочу мешать". Иногда он бросал короткие, чуть поддразнивающие фразы: "Рыжик, ты теперь звезда совещаний?" или "Не забудь поесть, а то Ирина тебя совсем загонит". Но за этой легкостью Альбина чувствовала его поддержку, тихую и ненавязчивую.

Однако вся неделя прошла без их привычных встреч. Ни вечерних прогулок, ни обедов вдвоем, ни даже долгих разговоров по телефону — времени просто не хватало. Альбина возвращалась домой поздно, падала на кровать и засыпала, едва коснувшись подушки, а утром все начиналось заново. Она скучала по Артуру, по его голосу, по его теплу, но работа поглощала ее целиком, и где-то в глубине души она боялась, что, если остановится, то не сможет удержать этот бешеный ритм.

Она гнала эти мысли прочь, напоминая себе, что Артур сам выбрал ее. Он поехал с ней к маме, познакомился с ее семьей, несмотря на ее протесты. Он не отводил глаз, когда говорил, что хочет быть с ней — настоящей. Но в суете рабочих будней, когда времени на разговоры и встречи не оставалось, ее уверенность таяла, как утренний туман, уступая место легкому, но настойчивому беспокойству.

В пятницу вечером, когда Альбина наконец закрыла ноутбук и выдохнула, завершив очередной отчет для Ольги Альбертовны к оперативке в понедельник у Ярослава, она почувствовала, как усталость смешивается с тоской. Ей вдруг отчаянно захотелось услышать голос Артура, почувствовать его тепло, убедиться, что между ними все по-прежнему. Она набрала его номер, стараясь унять дрожь в пальцах, но он ответил не сразу — телефон гудел несколько долгих секунд, и с каждым гудком ее сердце сжималось сильнее.

— Да, рыжик, — наконец раздался его голос, слегка усталый, с едва уловимой хрипотцой, как будто он только что отвлекся от чего-то важного.

— Привет, — Альбина постаралась говорить ровно, с наигранной веселостью, хотя внутри все клокотало. — Я закончила… И соскучилась…

На несколько секунд повисла тишина, и эти мгновения показались ей вечностью. Она затаила дыхание, боясь услышать что-то, что подтвердит ее страхи.

— Прости, рыжик,