Ранчо страстных признаний - Лайла Сэйдж

– С ним все будет хорошо, Тед, – тихо сказал Уэст.

Тедди только кивнула, отстраняясь. Но на ее лице не было ни слез, ни эмоций – только пустота.

– Да… с ним все будет хорошо, – повторила она.

Я тихонько покашлял:

– Поехали.

Уэст бросил на меня предостерегающий взгляд, но Тедди этого не заметила. Она просто вышла за дверь. Мне пришлось сдержаться, чтобы не положить ей руку на спину, когда она проходила мимо.

– Эй, – негромко окликнул меня Уэст.

Я закатил глаза и обернулся.

– Будь с ней помягче, – сказал он.

«Господи, неужели все правда думают, что я не способен быть добрым к Тедди?»

– Спасибо, что согласился присмотреть за Райли, – сказал я.

– Без проблем, – кивнул Уэст. – Держи меня в курсе, ладно?

– Конечно, – ответил я и вышел вслед за Тедди.

Она направилась к своему «рейнджеру», но я мягко взял ее за локоть и повернул к моему пикапу. Тедди не сопротивлялась. Я открыл пассажирскую дверь, подождал, пока она устроится внутри, и только потом закрыл ее.

Когда я сел за руль, завел двигатель и выехал на дорогу, в машине воцарилась тишина. Меня немного успокаивала мысль, что Хэнка оставили в местной больнице Мидоуларк-Централ. Если бы дела были совсем плохи, его бы увезли в Джексон или другую крупную клинику. Я хотел сказать это Тедди, но промолчал.

Мне хотелось взять ее за руку. Просто сжать ее ладонь и не отпускать. Но я этого не сделал.

Казалось, это была последняя грань между нами. Мы уже переступили через «никаких поцелуев». Мы уже занимались любовью – такой, которая заставляет тебя понять все книги, картины и песни, написанные об этом чувстве. Но утешить ее сейчас, когда она была такой хрупкой и беззащитной… Это могло все перевернуть. И пути назад уже не осталось бы.

Так что я просто вел машину, и мы ехали в полной тишине.

Возле больницы Тедди рывком расстегнула ремень безопасности и выпрыгнула из пикапа, не дожидаясь, пока я заглушу мотор или переключу передачу. Я едва успел выбраться наружу, как она уже скрылась за автоматическими дверями.

Внутри я увидел, как она, склонившись над стойкой регистрации, выясняет номер палаты Хэнка.

– Он в сто восьмой, милая, – участливо произнесла регистраторша. – Прямо по коридору и направо.

Тедди снова сорвалась с места, и я поспешил за ней. Флуоресцентный свет в коридорах бил в глаза, делая ее волосы неестественно светлыми. В больнице было тихо – только наши шаги, редкий писк медицинских приборов и приглушенные голоса нарушали тишину.

Я ненавидел больницы. Ненавидел их запах – смесь антисептика и отчаяния. Ненавидел это ощущение беспомощности.

Мы уже подходили к палате, когда я догнал Тедди и осторожно взял ее за локоть. Она дернулась, пытаясь высвободиться, но я удержал.

– Ты чего? – холодно спросила она.

– Сделай вдох, Тедди, – сказал я.

Она закатила глаза, но замедлила шаг.

– Пожалуйста, детка, – вырвалось у меня, и я не сразу понял, что снова так назвал ее. – Один глубокий вдох, прежде чем войти. Ради него.

Она посмотрела мне в глаза. А потом нарочито глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

Еще несколько секунд мы смотрели друг на друга, прежде чем я разжал пальцы. Тедди развернулась и шагнула к сто восьмой палате.

Дверь была приоткрыта. На долю секунды Тедди замерла, а затем толкнула ее и вошла внутрь. Я остановился на пороге, не зная, стоит ли мне идти следом.

Мой отец сидел в кресле у кровати Хэнка, в очках, с газетой в руках. Увидев Тедди, он сразу поднялся, широко раскрыв объятия. Она шагнула к нему и обняла, но ее взгляд был прикован к Хэнку, спящему на больничной койке.

Когда я увидел его, у меня перехватило дыхание.

Да, последние годы он передвигался с тростью или в инвалидной коляске. Да, возраст давал о себе знать. Но таким я его никогда не видел. Таким… слабым. Хэнк всегда был крепким, боевым парнем. А сейчас он лежал, укрытый простыней, в белом больничном халате, с трубками, тянущимися к его телу. На это было больно смотреть.

Отец взглянул на меня поверх головы Тедди и чуть заметно кивнул. В его глазах читалась усталость. Все-таки они были рядом почти тридцать лет, а теперь его лучший друг лежал перед ним в таком состоянии.

– Что случилось? – спросила Тедди.

Ее голос был слабым, почти прозрачным – таким же, каким сейчас выглядел Хэнк. Слышать это было невыносимо.

Тедди отстранилась, но отец тут же положил ей руки на плечи, будто стараясь удержать, не дать ей рухнуть.

– У него был сердечный приступ, но он успел окрикнуть сиделку. Та сразу вызвала скорую, и его быстро доставили в больницу. Из-за возраста и прошлых болезней врачи решили оставить его здесь на несколько дней под присмотром. Но он справится, Тедди, не волнуйся.

Она едва слышно прошептала:

– А меня, как назло, не было рядом…

Отец снова притянул ее к себе.

– Это ничего бы не изменило, Тедди, – сказал он. – Не вздумай винить себя, поняла?

В его голосе звучала знакомая с детства смесь строгости и тепла. Я всегда пытался говорить так же со своей дочерью.

Амос подвел Тедди к креслу, где до этого сидел сам, и мягко усадил ее. Она тут же взяла Хэнка за руку. Ее лицо оставалось безучастным. Ни слез, ни эмоций – ничего.

– Мы принесем тебе кофе, ладно? – сказал отец, бросив взгляд в мою сторону.

Я кивнул, развернулся и вышел в коридор. Позади раздался звук закрывающейся двери – следом за мной вышел отец.

– Спасибо, что привез ее так быстро, Август, – сказал он, похлопав меня по плечу.

– Конечно, – ответил я. – Он правда поправится?

Отец коротко кивнул:

– Да, не волнуйся. Можешь ехать домой, если хочешь. Я чуть позже позвоню Эмми, и мы решим, кто когда будет дежурить.

– Нет, – ответил я почти мгновенно. – Я останусь с ней.

27. Тедди

Дверь в палату отца тихо закрылась, и в тот же момент мои плечи обмякли. Я чувствовала себя невыносимо уставшей.

Всего несколько недель назад жизнь казалась чертовски скучной и однообразной. Зато за последние четыре часа произошло столько событий, что не хватало сил даже их осмыслить. Но сейчас это не имело значения. Было важно только одно – отец. Я протянула руку и накрыла его ладонь своей. Его кожа казалась тонкой, почти прозрачной, и у меня сжалось горло.

«Не плачь, Тедди».

Отец спал, его грудь медленно поднималась и опускалась в такт дыханию.