Развод. Горькая правда - Кира Туманова

— А дальше?

Не могу сдержать довольную улыбку. Моё нехитрое творчество всё-таки нашло благодарного слушателя.

— Ты только не перебивай, я начинающий сказочник, мне тяжело. — Сашка молча кивает, жестом показывает, что закрывает рот на замок. — В общем, у них была только кроватка, а детей у них не было. Хотя они очень хотели маленького Мока или Стражу. Монстру и жуку тяжело обзавестись потомством.

— Почему? Они же любят друг друга?

— Ты обещал не перебивать. В общем, детей у них не было… Мовочка очень сильно переживала, чахла, бледнела. У нее даже шёрстка линять начала. А Журог очень хотел ей помочь, утешить, успокоить. Ему тоже было тяжело, потому что он не понимал, что ему делать. Он пытался обнять своими колючими лапками Мовочку, но она только плакала. Пытался рассмешить, но она не смеялась.

— Потому что, нужно не веселить, а вместе горевать. Журог, наверное, сам не линял?

— Вот видишь, какой ты умный. — Задумываюсь. — Да, Журог не линял. И переживал, наверное, больше не из-за неё, а из-за себя. Ведь он привык, что его всегда ждет дома здоровая, красивая и веселая Мовочка. И немного обижался на Мовочку за то, что она не хочет веселиться.

— Какой плохой жук.

— Да, очень эгоистичный, — вздыхаю. — Однажды друзья позвали Журога в гости. Ты не подумай, он спросил разрешения. И Мовочка с радостью отпустила его. Наверное, ей было неловко, что он столько времени проводит с ней. Она даже настаивала, чтобы он развлёкся. Журог и пошел. А по дороге он увидел, как лягушка схватила пиявочку. Почти проглотила её, только кончик хвостика торчал из рта…

Сашка поворачивается на бочок. Надо же, пошёл самый накал страстей, а ему, кажется, про слезы Мовочки было интересней слушать.

— Журог был парень не промах, он разогнался и поддел жабу своим рогом! Он специально отточил его, когда пытался развеселить Мовочку, чтобы нанизывать для неё ягоды, как на канапе. И, — грустно вздыхаю, — спасённая пиявочка упала прямо ему в лапы. И как-то так получилось, что в гости они пошли вместе. Там было весело, пиявочка смеялась, все пели и танцевали. В общем, у глупого Журога снесло крышу. Все было, как наваждение. Все говорили ему, какой он молодец, восхищались его храбростью. Пиявочка сияла от счастья — ведь раньше никто и никогда не защищал её от жаб. В общем… Журог сам не понимает, как это произошло. Он бы и рад забыть о том случае, но однажды к нему заявилась пиявочка, и показала маленького ребенка.

Замолкаю и подпираю пальцем переносицу. Чёрт его знает, как передать Сашке свои гадливые ощущения от того случая. Как выразить сожаление и раскаяние. Какая-то хрень получается всё равно.

В сказках не предусмотрено исправление отрицательного героя, это вам не Достоевский.

Лиса не рыдает над съеденным колобком, мышка не собирает в совочек остатки золотой скорлупы, Кощей бессмертный становится на путь исправления только в блокбастерах.

Если плохой — значит, плохой!

— В общем, Саш… Я тебе рассказываю это всё и сам понимаю. Плохой парень был этот Журог. Наверное, даже к лучшему, что он погиб…

— А он погиб? — Я оборачиваюсь на голос, и вижу, как от стены отделяется Вика.

— Да, — склоняю голову. — Журога больше нет. Он погиб вместе с пиявочкой.

Очень глупо себя чувствую. Я бы рассказал Вике это всё по-другому, в её глазах я теперь просто любитель развеселых пиявочек, который устал от нытья облезлого монстра.

Вика подходит и поправляет одеяло Сашке.

— Не нагнетай пафос. Мне кажется, твоего Журога даже подошва кроссовка не возьмет. Он же такой весёлый и храбрый парень, жабу победил! — Трогает рукой Сашкин лоб и удовлетворённо прикрывает глаза. — Слушай, ночуй в его комнате сегодня. На диване поспишь.

— Нет. Сейчас вызову машину.

— Тс! — шипит мне в лицо. — Ты можешь быть человеком? А не упёртым бараном, Журогом и спасителем пиявочек? Мне на работу рано утром, только что начальник звонил… Нина укатит следом за тобой, потому что тебе помощь нужна. А на кого оставить Сашку? Хоть сейчас меня не подведи!

— Вика, у меня с Дарьей больше ничего и не было. Я ездил только к Сашке! А тот раз… Это было на рок-концерте, блин… Мы пьяные были. Я сам не знаю, как…

— Мне не интересны подробности, — равнодушно бросает слова. — У меня как раз период линьки начался, я в это время не в духе. Пойду поплачу, наверное, пострадаю… Я же больше ничего не умею делать.

Я, опешив, не знаю, что сказать. Моя тихая, нежная фиалка превратилась в богиню сарказма? Не замечал раньше за ней.

Вика прикрывает дверь и тут же вновь в проёме на фоне светлой полосы вновь возникает её профиль. Я с надеждой вздрагиваю.

— Чуть не забыла. Нину сейчас к вам пришлю, пусть поможет тебе. Потом отправь её в гостиную спать. Белье знаешь где. Все, я без сил. Спокойной ночи!

Дверь захлопывается, а я обхватываю голову руками.

Какой же я сказочный идиот!

48. Я смогу!

Глеб Утром я не выхожу из комнаты. Мне неловко в собственной квартире, будто я влез в чужую жизнь. Влез и натоптал там грязными сапожищами, оставил вонючие следы на полу.

Хотя какие от меня следы? Только полосы от колёс инвалидной коляски и могу оставить… Даже натоптать не могу!

Вика так настойчиво хочет отрезать всё, что было в прошлом. А я, как репей, таскаюсь за ней и мешаю построить новую жизнь.

Сашка давно встал, и прошмыгнул на кухню. Мать тоже проснулась, и лежит на диванчике, делая вид, что спит. Боится, что я устрою ей разнос за вчерашнее.

Зря боится, что толку — уже все сделано. Мы с ней, как тараканы — сидим и ждем, когда хозяева уйдут, чтобы выползти из-под холодильника. Гадко!

Я слышу, как утром Вика выходит гулять с собакой, собирается, бегает туда-сюда и пичкает Сашку лекарствами. Но не выхожу, не хочу пересекаться с ней взглядом. И видеть в её глазах то, что видел вчера — презрение!

Хлопает дверь, подтянувшись на руках, заползаю в свое кресло. Мне тяжело даётся этот манёвр, и я счастлив, что Вика не видит моего перекошенного лица, неловких движений и волочащихся ног.

Подъезжаю к окну и успеваю увидеть из-за шторки, как Вика летит к парковке. Маленькая и хрупкая, не смотря на беременность. Удивительно, как она похорошела. И