Развод. Горькая правда - Кира Туманова

путалась в определениях — то она была у меня Людмилой Петровной, которая строила нас парами на прогулке, то «мамой», которая заплетала косички и помогала лепить куличики в песочнице.

Из кухни выглядывает Нина. Бросает равнодушный взгляд на наши «обнимашки» и сухо спрашивает:

— Духовку на какую температуру ставить?

Хочется высказать ей, что вообще-то давно надо было включить духовой шкаф. И что ее кулинарные уродцы вряд ли переживут транспортировку. И много, что ещё мне хочется…

Но смотрю на её покрасневшие глаза, вздыхаю и прикусываю язык. Наверное, если бы мне пришлось подводить подклад или втачивать рукава, Нина тоже горела бы желанием оторвать мне руки и всё переделать.

Ошибки случаются. Главное, чтобы вся жизнь не превратилась в одну большую ошибку.

— Все хорошо, Нина Михайловна, — поднимаюсь на ноги и сразу же ойкаю, потому что изнутри меня пинают. Кажется, даже с переворотом. — Пойдёмте, помогу вам.

* * *

— Глебка маленький был, рисовал себе ветрянку фломастерами. — Нина заносит руку над тарелкой с пирожками. Какое-то время водит пальцами, размышляя, цапнуть свой или мой — идеально ровный, и берёт все-таки свой. Несет ко рту, чтобы успеть подхватить выпадающую начинку.

Жуёт, в удивлении поднимая брови. Будто не верит, что это она сама испекла.

Саша в нетерпении ёрзает:

— Ба, а зачем? — Некоторое время ждет ответ и снова переспрашивает у жующей Нины. — Зачем он рисовал?

— Чтобы в пансионат не ехать, — Нина отпивает чай. — Кому же охота из дома уезжать?

— А ты всё равно отправила?

— Да, — хмурится, — отмыла спиртом и отправила. — У меня заказы на пару месяцев вперед были расписаны.

— Папа расстроился, наверное.

— Ненадолго, его потом с настоящей ветрянкой вернули, — Нина вздыхает. — Тяжело было тогда. Ребенок болеет, клиентки под дверями стоят.

Не помню, чтобы мы с Ниной когда-то вообще сидели вот так, как сейчас. По-приятельски. За разговорами минуты бегут быстро, я уже нервно посматриваю на часы.

Вдруг недовольные соседи устроили Глебу суд Линча и его пора спасать? Я же даже не спросила у него, нужна ли ему помощь.

Дверь распахивается, когда я уже тянусь за телефоном.

Цепляясь колесами за порожек въезжает коляска, которую толкает… Сергей.

— Спортсмена своего внизу не забыли? — улыбается главный помощник Глеба. — А я мимо шёл, дай, думаю, проведаю.

52. Новое в нашей жизни

— Вот смотри, — Сергей пальцем тычет в какой-то параграф документа и надкусывает пирожок. Продолжает, жуя. — Блеск, да?

Я вожусь рядом, натираю посуду. Ухмыляюсь, потому что фраза Сергея звучит двусмысленно — не понятно, от чего он в восторге — от пирожков или от своих бумаг.

Пару месяцев назад мы расстались с Сергеем на плохой ноте, и я помню обидные слова, которыми он прожёг меня насквозь. К его приходу я отношусь настороженно, не знаю, чего ожидать. Поэтому я и не ухожу с кухни, находя себе занятия, чтобы в случае чего, вмешаться.

Глебу он может задурить голову, но мне — нет!

— Слушай… — Глеб задумчиво потирает висок. — Может они предложение от балды выслали, наверное, не знают, что мы фирму продаём. У нас же склады опечатаны. Там ткани, фурнитура…

— Ну так распечатаем, — Сергей воодушевленно разводит руками, продолжая жевать. — Эта коллекция в загранку улетит, как песня.

— Она экспериментальная, там всего по размеру отшито.

— Ну, значит, отошьём еще…

— Да, отошьём… — Глеб поднимает на Сергея блестящие надеждой глаза. — Всё возможно, только деньги нужны. Инвестиции…

— Ну, где взять деньги — это ты у нас специалист. А Нина Михайловна — просто гений, я всегда это говорил. — Сергей оглядывается, будто Нина может стоять у него за спиной, скользит глазами по мне, как по мебели. — Где Нина Михайловна? Может позовём?

— Не трогай мать, вдруг не получится. Не хочу, чтобы она расстраивалась. — Глеб нервно постукивает пальцами, перечитывая документы.

На самом деле, свекровь, услышав, что пришёл гость, быстренько юркнула в спальню с Сашкой. Я понимаю, ей больно, что бывший сотрудник может увидеть ее такой — не капризной королевой, а пожилой женщиной в заляпанном мукой домашнем платье. И сейчас я благодарна Глебу за тактичный вариант причин её отсутствия.

— Викуся, пирожки просто ум отъешь! — Сергей поворачивается ко мне, по губам змеится ехидная усмешка. — Героическая ты женщина, с большим сердцем.

Говорит, вроде бы хорошие слова, но с таким же выражением лица он шипел, что Глеб — козёл, который сознательно предал меня и сбежал от проблем. И даже сейчас я ощущаю в его голосе колючую насмешку.

Бесхребетная дура, которая приютила мужа-изменщика и всю его семью. Вот я кто для него.

Только, это моя жизнь, и мои правила! И мне абсолютно не важно, что там думает обо мне какой-то там Сергей.

Подхожу к Глебу и кладу ему руку на плечо, в знак поддержки слегка сжимаю похудевшую ключицу.

— Да, на сердце не жалуюсь. Спасибо, — с вызовом поднимаю подбородок. Пусть Сергей знает, что в своём доме я никого обижать или осуждать не позволю.

От моего прикосновения Глеб вздрагивает, протягивает руку и крепко сжимает мои пальцы. Я предпринимаю слабую попытку поднять ладонь, но он держит крепко, и я сдаюсь. Обхватываю большим пальцем тыльную сторону его ладони.

— Ладно, пора мне, — Сергей встаёт и протягивает руку, прощаясь. Глеб разбивает наш захват, отвечая на рукопожатие. — Рад был видеть. Информацию тебе передал, что делать — сам решай. Ногами мужик много не заработает, если он не футболист, конечно. Голова твоя нужна. И опыт.

Закрываю за Сергеем дверь и возвращаюсь к Глебу. Он сидит, склонившись над бумагами, которые так и лежат на столе.

— Принеси мой рабочий ноутбук, — не поднимая головы командует он. — Пожалуйста.

— Я не доверяю ему. Он скользкий тип. Двуличный.

— Принеси.

— Но Глеб…

— Прямо сейчас.

Как многие беременные сплю я плохо, мечусь и вижу суетливые странные сны. Под утро я просыпаюсь. На кухне всё также горит свет. Я бесшумно подкрадываюсь к двери и смотрю на Глеба. Покрасневшими глазами он смотрит в монитор, быстро щелкает мышкой и выписывает на бумажку какие-то данные. Потом снова повторяет этот цикл. Иногда ерошит отросшие волосы и задумчиво шевелит губами.

Я никогда не видела, как он работает, да и вообще смутно представляла, чем он занимается.

«Не забивай свою хорошенькую головку, — говорил он мне, когда я пыталась расспросить у него детали, — я считаю и анализирую. Это слишком скучно, чтобы пытаться понять».

Может быть, это и скучно, но смотреть на Глеба за работой очень даже интересно — от него будто идут незнакомые мне волны. Он весь в этом процессе.