Развод. Горькая правда - Кира Туманова

Мария всё-таки женщина. В последнее время много времени проводит с Ильей Сергеевичем, и как изменила своё мнение. Еще недавно она активно помогала мне с разводом и обустройством новой жизни. А теперь туда же — поговори…

Будто это может что-то решить. Только зря травить душу.

Зачем возвращаться в прошлое, если исправить его невозможно?

Мне легче без этих разговоров по душам и переливания из пустого в порожнее. Или это иллюзия?

И я всего лишь чувствую себя на высоте, когда могу высокомерно фыркнуть «Мне не о чем с тобой говорить?»

Собравшись с силами, надеваю улыбку на лицо, и выхожу.

— Что там у тебя, давай, показывай…

— Смотри, Вик, тесто у меня тоже зеленое. — Обмазанный зеленкой Сашка катает рядом с Ниной пластилиновые кружочки.

Ободряюще улыбаюсь Сашке, и облокотившись о дверной проём, недовольно скрещиваю руки на груди.

— Сейчас и более современные средства есть, зачем надо было расписывать ребёнка с ног до головы? — недовольно бурчу, пряча за маской раздражительности свою неловкость.

Нина, никак не реагируя на моё замечание, делает защипы на тесте. Неумело жамкает тесто деревянными пальцами. У Сашки и то, получается лучше.

Смотрю на партию уродцев, приготовленных к выпечке и брезгливо морщусь.

Нине почти шестьдесят. Такое чувство, что первый раз на кухне. Хотя за время моего замужества я ни разу не помню, чтобы свекровь готовила. Я даже не интересовалась, где она берёт еду — заказывала, наверное.

Сашка детским чутьем ощущает напряженность, которая висит в воздухе.

Бросив зеленые пирожки, подходит ко мне и привычно утыкается в живот, обнимает за талию.

— Ну чем вы занимались без меня? — глажу его по плечам и стараюсь успокоиться.

Мне неприятно, что в моём доме сейчас хозяйничает Нина, отчего-то меня это злит и заводит. Понимаю, что она хотела, как лучше, и дурного ничего не совершила. К тому же сейчас мне, как никогда, нужна её помощь — только всё стало налаживаться на работе, как бы я пристраивала больного Сашку или гуляла с собакой?

— Мы с бабушкой в школу играли, сейчас покажу, что я нарисовал, — Сашка отрывается от меня и бросается в комнату.

— Нина Михайловна, не надо было разводить это всё, — показываю на засыпанный мукой стол. — Я бы пришла и быстро всё приготовила.

— Я хотела быть полезной, — не поднимая на меня взгляд свекровь пытается защипнуть уголок пирожка.

Даже от дверей вижу, что начинка наложена неаккуратно. Так края теста не сойдутся! Так и хочется выдрать это драное месиво у нее из рук, бросить в мусорное ведро и демонстративно налепить за минуту десяток идеально ровненьких пирожков с красивым кантиком посередине.

— Мне потом убирать на кухне после вас, — произношу недовольно и испуганно прикусываю язык.

Да что это со мной? Я же скатываюсь в неприкрытое хамство.

Это все от усталости… Зажав виски руками отхожу к окну, пытаясь унять раздражение.

На улице уже стемнело, и я вижу лишь свое отражение, которое разбивается светом уличных фонарей.

Вот одна я — вчерашняя девочка с открытым взглядом, которая верит, что в мире полным-полно хороших людей. Девочке пришлось быстро повзрослеть, и сейчас она остро переживает своё одиночество и с благодарностью принимает любую помощь. Даже столкнувшись с предательством, она, по-детски смущаясь, радуется подаркам судьбы. И почему-то, не смотря на все трудности, верит, что у неё все будет хорошо.

А вот вторая — беременная женщина, разрывающаяся между работой, чужим ребёнком и собакой. Считающая себя сильной и независимой, но совсем не уверенная в своём будущем. Её бесят любые мелочи, вроде плохо слепленного пирожка. Потому что даже такие случайности она воспринимает, как проблему и вызов. А больше всего ей хочется всё бросить и просто лежать на диване с мокрым полотенцем на лбу.

Обнимаю себя за плечи и ёжусь, как от холода. Второй образ будит во мне неприятные ассоциации.

— Вика, вот смотри… Это бабушка показала, как буквы рисовать. Но рисовал я сам.

Ко мне подлетает Сашка с рисунком в руках.

Отвернувшись от окна беру в руки лист бумаги.

На меня смотрит смешная огуречно-палочная тётя с розовым бантиком на темечке. Несколько черных штрихов, обозначающих волосы. Неловкая улыбка и глазки-точечки с ресничками. Ножки-кочерыжки повернуты в профиль, и к ним юный художник, уже попозже, пририсовал каблучки красным цветом. И, чтобы сомнения не возникали, поверх треугольной юбки тем же красным карандашом нарисован круглый животик.

Крепко зажмуриваюсь, чтобы не разрыдаться.

Под смешной тётей корявыми синими буквами выведено слово МАМА.

51. Ешь пирожок

В Сашкиных карих глазёшках, так похожих на глаза Глеба, столько доверия и тепла, что я чувствую, как шатается моя стена, возведённая из обид и недоверия.

Мне сложно понять, сознательно ли мальчишка сделал эту надпись или написал с подачи Нины. Просто с детским простодушием намалевал буквы, не задумываясь о том, какой глубокий смысл они несут.

Опускаю руку с зажатым рисунком, сажусь на корточки перед Сашкой. Он закусывает губы и смотрит на рисунок, опять переводит взгляд на меня. Смешной и трогательный, в зелёных пятнах.

— Малыш, это ты меня нарисовал?

— Да. Видишь, тут живот, — выхватывает у меня листочек и тычет в лицо. Наверное, удивляется, что я такая недогадливая.

Я, если честно, ничего не понимаю и пребываю в глубоком замешательстве. Я не готовилась к этому разговору и совершенно не представляю, как себя вести. Конечно, Сашка привязан ко мне. Но я привыкла к тому, что я Вика. И уже давно подавила переживания по поводу его происхождения, привыкнув считать мальчика кем-то вроде родного племянника Глеба.

— Мама для малышки, которая у меня в животе?

— Да, для неё тоже.

— А для кого ещё? — спрашиваю и замираю.

Сама не знаю, чего я хочу от пятилетнего ребенка. Признаний, откровений? Он, наверное, и сам в замешательстве — написал, и написал.

— И для меня ты тоже — мама. Мама Вика. Что тут непонятного? — пожимает плечами.

Подавшись порыву прижимаю Сашку к себе, не боясь, что он замажет зеленкой белую блузку. Вожу ладошками по худенькой спине чужого ребенка, и понимаю, что ближе него у меня сейчас никого нет.

Нет, я не тешу себя иллюзией. Пройдёт еще немало времени, пока Сашка осознает в полной мере всё, что произошло. Вот так всё просто устроено в детском мире. Есть Вика, которая о нём заботится, значит, и она тоже мама.

Я сама называла «мамой» воспитательницу в детском саду, потому что она заботилась обо мне намного лучше моей собственной родительницы. И отлично помню, как