Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Вон Аделька утопал в школу — в открытое окно кабинета, совмещённого широкой аркой со спальней, было слышно, как мальчик осторожно прикрыл входную дверь, что-то негромко сказал Машке и, спрыгивая по ступенькам длинного спуска к улице, заторопился на первый урок.

Охо-хо-хо, вставать надо. А неохота… Всю ночь где-то колобродил… Да…

Кто там у нас сегодня завтрак готовит?

Как-то так сложилось, и я эту ситуацию поддерживал сознательно, что готовили мы по очереди (вот вам и маркиз!). На кухне на стене висел график на месяц и там ступеньками из квадратиков было отмечено, чья очередь кашеварить — я, Аделька, Эльфи и Сиджи с Ютом (они варили в паре). И надо сказать, что все с нетерпением ждали моей очереди. Ещё бы! Оме обязательно что-нибудь придумает необычное, мало того, напитает своё варево Силой, так, что за уши не оттащишь. А мне действительно нравилось готовить. А сварить что-то раз в четыре дня не так уж и напряжно. Кроме того, поваренная книга Хени и Дибо, привезённая нами из Майнау, как-то легла на душу и я с удовольствием извлекал из неё изыски высокой кухни, чем и баловал подопечных.

Дымком тянет — значит, либо Эльфи, либо Аделька сегодня нас кормят (я, Сиджи и Ют готовили с помощью пирокинеза).

Зевая и почёсываясь, поволокся в туалет. Потащил с собой и горшок мелкого.

Затем, накинув халат, умыв голозадого Веника и подхватив его на руки, спустился в кухню. Эльфи, что-то напевая и слегка покачиваясь из сторòны в сторòну стоял у плиты, помешивая что-то в кастрюльке. Неслышно подошёл к нему сзади, чмокнул губами за ушко.

— Ой…, - выдохнул омежка, увлечённый помешиванием каши, — оме…, - повернулся он ко мне и, закинув руки мне на шею, прильнул к груди, вдыхая мой запах. Удерживая Веника на руках, тут же запустившего ручки в чёрные волосы Эльфи, я с удивлением почувствовал шевеление в просторных труселях, которых много нашил себе в порядке тренировки к шитью костюма на бал. Эльфи у нас уже с заметным животом и сейчас прижав его ко мне, наверняка чувствует мою реакцию, вон сморщил нос в улыбке, да и в эмпатии что-то такое проскользнуло.

Я повёл носом. Горит. Горит же!

— Эльфи! Горит! — толкнул я омегу грудью.

Тот спохватился, отодвинул кастрюлю с кашей — была рисовая на молоке, в сторòну от конфорки и принялся за яичницу с беконом.

— Что тут у вас горит, оме? — это Ют по дороге в туалет просунул белую головку в дверь кухни и Сиджи, тут же воспользовавшийся заминкой товарища, дразнясь, высунул язык, проскользнул в туалет и запер за собой дверь.

— Сиджич! Какой ты противный! Я первый был! — дёрнул дверную ручку Ют.

Веник, повернувшись у меня на руках, сквозь пряди моих нечёсаных с ночи волос сверкал любопытным глазом на омежку.

— Юточка, сходи наверх, — предложил я, — заодно гостя нашего проверь.

— Ой, точно, — подхватился мальчик и, осторожно топая протезами по ступенькам, пошёл на второй этаж.

Вот такое вот утро. Одно из многих, здесь в Лирнессе.

Расстелив специальную, только для него, тонкую подушечку на высоком стульчике, я посадил Веника за просторный стол, стоявший у нас на кухне — как-то так сложилось, что завтракали мы на кухне, сел на табурет позади дожаривавшего яичницу Эльфи, прихватил его за теперь уже с трудом нащупывавшиеся косточки таза и, развернув к себе, потребовал:

— Чеши.

Привилегия причёсывания моих волос принадлежала только Личному Слуге.

Большая сковорода с яичницей с беконом сразу на четверых была отлевитирована с горячей плиты на стол, на подставку из душистого сандалового дерева.

— Ох, господин мой, я как-то и не знаю даже…, - носик Эльфи сморщился в улыбке, — мне подготовиться нужно, вы такой нетерпеливый…

Шутит он. Шутник.

— Давай-давай, — я легонько щёлкнул омегу в выпяченный на животе пупок, заметный сквозь рубашку тонкого полотна, — действуй…

Ах, оме — Эльфи в притворном возмущении вскинул глаза наверх, что же с вами сделать! выбрался из моих объятий и вышел из кухни за расчёской и зеркальцем (вот оно-то мне особо и не нужно, но…).

В это время Ют спустился сверху и, зайдя в кухню, шепнул:

— Проснулся уже, но притворяется, что спит…

— Ю…, Ю! — высказался Веник, маня к себе Юта — у них с ним большая дружба сложилась.

— О! Привет, мелкий, — Ют протянул руку и пошебуршил светлые волосёнки на голове Веника.

На лице ребёнка прямо отразилось — сам ты мелкий! А я большой уже! Вот!

Не дожидаясь Эльфи, я поднялся наверх. Зашёл в спальню Веника, где в эту ночь ночевал Ёрочка.

Мальчик лежал на животе головой к стене. Не спит. Прав был Ют. Мочевой пузырь полный — вон светится желтизной.

Я сел рядом с кроватью на поддёрнутый стул. Помолчал, просматривая энергетическим зрением тщедушное тело. В голове смесь синего, зелёного и жёлтого. Поверхность спины тоже желтовата, видимо спина вызывает дискомфорт. Ну, промежность — понятно, утренний моцион необходим всем.

— Ну… как ты тут? Выспался?

Ёрочка, не поворачивая головы, молча кивнул.

— Оденься, я выйду. Туалет помнишь где?

Ёрочка снова кивнул. В этот раз уже повернув исхудалое лицо ко мне.

Дотрòнувшись до головы ребёнка и протранслировав ему спокойствие и ласку я вышел из комнаты. Пусть одевается сам. Когда я вытащил его из ванны он ведь совсем голый был. И спал долго — с полудня и до самого утра следующего дня — ослабленный абсцессом организм брал своё.

Сейчас покушаем и к Лисбету — тянуть с операцией не нужно.

Я снова зашёл в комнату. Ёрочка, уже одетый в своё — в чём ушёл из дома, стоял рядом с кроватью и смотрел на меня.

— Давай в туалет — вижу же, что еле терпишь, — распорядился я.

Мальчишка пулей проскочил мимо меня. Вернулся. Дискомфорт в промежности стал меньше.

Я подошёл к нему, положил руку на плечо. Потом погладил по голове и чуть задержал руку на бледной щёчке. Мальчик прикрыл глаза от удовольствия, веря и не веря в происходящее. То, что вчера произошло — это когда он покинул опостылевший дом и ведомый кошкой оказался внизу, у моря, в Синем крейсе, а потом плакал на груди у незнакомого оме, казалось сном. А сейчас… Вот он, тот оме. Стоит и смотрит на него, Йорга. Гладит по голове. И так, вдруг, стало хорошо. Даже с папой так не было… Только бы потом… не стало хуже…

Ёрочка несмело подошёл ко мне ближе, вопросительно вскинул повлажневшие от эмоций глаза, как бы спрашивая — можно? Можно-можно.