Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

И вот сейчас мы развлечёмся.

В квартире, после каллиграфических изысков посла, усыплены все, кроме Дагмара и Шуонхилда, спавших вместе. Дверь их спальни от сильного удара телекинезом, с грохотом распахивается, ударяясь в стену, так, что в месте удара осыпалась штукатурка. Оба омеги, разлохмаченные спросонья, подскочили, испуганно оглядываясь.

Посреди спальни стояло роскошное, даже на вид, комфортное кресло. В нём, подперев смуглой рукой голову с густыми смоляными кудрями, сидел полуобнажённый человек (?) в одних только ярко синих просторных штанах, переливавшихся муаровым узором.

— Кто вы? — испуганно произнёс Дагмар, затем немного придя в себя, продолжил:

— Уходите немедленно! Я… мы кричать будем.

Человек молчал. Затем, отняв от лица руку с длинными пальцами, увенчанными острыми чёрными когтями, опёрся левым локтем в подлокотник и чуть шевельнул пальцами правой руки.

Дагмар попытался пошевелиться и не смог. Горло его, перехваченное невидимой рукой, вместо крика смогло издать только едва слышный сип. Шуонхилд, блестевший любопытными глазами из-за плеча старшего супруга, тоже не мог издать ни звука.

По едва заметному знаку пальцев незнакомца, Шуонхилда, мгновенно побледневшего от страха, выдернуло из кровати, следом на пёстрый оспанский ковёр, покрывавший пол спальни, на колени опустился Дагмар. Длинная сорочка омеги с визгом разрываемой шёлковой ткани (но не бодоанский шёлк) от кружевных пол внизу расползается до самого ворота, взметнув волосы, сдёргивается с тела и Дагмар оказывается обнажённым.

А он неплох, следит за фигурой, но возраст и неоднократные роды всё равно оставили след — чуть обвисшая кожа живота, на которой заметны растяжки, нет той подростковой угловатости, таз заметно шире плеч, пухловатая от неоднократных кормлений грудь. Глаза наполнены ужасом.

Шуонхилд подрагивает от избытка адреналина — широко распахнутыми глазами он смотрит на происходящее и дикий первобытный страх захлёстывает его так, что в промежности нестерпимо давит — мочевой пузырь готов выпустить своё содержимое.

Но нет… наверное не получится…

Ха! Конечно, не получится. Управляемый мной телекинез железными пальцами сжимает сфинктер бунтующего органа, так, что тело младшего омеги продёрнуло острым дискомфортом.

Откуда-то на ковёр брякнулась бухта чёрного остро воняющего смолой тонкого каната. Оба омеги чуть скосили глаза на него и неуловимо быстро Шуонхилд тоже оказался обнажённым — его сорочка, на этот раз тонкого полотна — младшему шёлк не положен и Дагмар бдительно следил за этим, бесформенным комом упала на кровать.

Шуонхилд не успел заалеть щеками — ещё бы он, обнажён перед незнакомым мужчиной, — как его руки, действуя помимо воли, ухватили конец каната (фу, гадость какая! Ещё и ручки все перепачкает смолой! Не отмоешь потом!) и, накинув на шею безмолвного Дагмара, выплетая базовый нагрудный узел из жёсткой словно, стальной верёвки (ну, то, что плёл Шуонхилд он не знает — знаю я), безжалостно растирая до крови нежную кожу старшего омеги.

Дагмар, полосуемый канатом, сначала был возмущён таким к нему отношением Шуонхилда, а потом, когда дело дошло до перевязывания рук, заведённых за спину, попытался безмолвно просить младшего омегу смилостивиться. Но…

Шуонхилд же не сам по себе решил так развлечься… Жёсткий линёк оборачивался вокруг плеч, оставляя кровавые ссадины на коже, протягивался в петли, прихотливо выплетая узоры узлов и перетяжек, пережимая синеющую кожу рук. От самых запястий и до плеч руки Дагмара, сведённые за спиной оказались стянуты жёсткой чёрной веревкой. Он сжал пальцы в кулачки, оберегая маникюр и хрустя суставами — больно! Глаза от избытка чувств, боли и дискомфорта стояния на коленях затягивало слезами. Безвольный Шуонхилд, как сомнамбула, ходил перед Дагмаром, наклонялся, касаясь длинными распущенными волосами, о чём-то вздыхал…

Тело старшего омеги было вздёрнуто на ноги. И Шуонхилд, медленно двигаясь под пристальным взглядом сидевшего в кресле, продолжил, неторопливо и тщательно, как паук, плести смоляной канат на покорном теле Дагмара.

Стянув петлёй тонкую щиколотку левой ноги и перевязав два свободных конца каната на внешней сторòне голени, он обвязал колено и подколенную впадину и, перейдя на бёдра начал оплетать их, закидывая свободные петли между ног и закрепляя их узлами на внешней сторòне бедра, дошёл до промежности.

Чуткий нос Дагмара уловил знакомый запах — запах феромонов Шуонхилда. Омега, выплетая узор на теле любовника, возбудился. Щёки его покраснели, шея и грудь тоже покрылись красными пятнами. Соски затвердели. Крохотный член, давно забывший об эрекции, напрячься не смог, но кровью налился, немного увеличился и из-под чуть отступившей крайней плоти, открывшей узкую щель уретры, показалась прозрачная капелька.

Сжав зубы от боли и невыносимой ярости, вызванной прилюдным унижением, Дагмар попытался пошевелиться, толкнуть бестолкового, тащащегося от связывания любовника, Шуонхилда, свободной правой ногой, но ничего не вышло. Тело, будто сжатое каменными тисками воли пришельца, не повиновалось. Мало того, попытка дёрнуться, вызвала дополнительный прилив боли стянутой и содранной кожи. И было в этой боли что-то такое… Какая-то сладостная мука… Ошеломлённый новым для себя ощущением, Дагмар снова попытался дёрнуться, шевельнуть плечом… обнажённое, беспомощное в своём бессилии тело, бесстыдно выставленное напоказ таинственному незнакомцу, ответило неожиданно — где-то в голове, родился небольшой импульс, продёрнув морозом кожу между вывороченных внутрь лопаток, промчался к копчику, зацепил повлажневший анус и потянул, заныл в промежности, которую прямо сейчас Шуонхилд, почувствовавший запах Дагмара, опутывал чёрным линьком.

Канат, будучи протянутым через пах, оставил свободными и член и ягодицы Дагмара, Шуонхилд, зайдя за спину связанного омеги, выбирая слабину, потянул смоляные пряди на себя, ссадины под ними заныли и волна бешенства, смешанного с возбуждением, захлестнула Дагмара.

Шуонхилд, рисуясь перед незнакомцем, кокетливо присел к правой ноге Дагмара и снова начал плести канат, стягивая ногу омеги как колбасу, чёрной смоляной сеткой. Дагмар свирепо вытаращил глаза на темя безвольного омеги, возившегося с непослушным канатом у его бедра. Вот Шуонхилд закончил, разогнулся и Дагмар с ужасом увидел бессмысленный взгляд любовника.

Чему-то улыбаясь, тот, проведя, пахнущей смолой рукой по шее Дагмара, запустил руку в его волосы на затылке (светлые, чуть рыжеватые пряди — старший подкрашивал седину, липли к перепачканным смолой пальцам омеги), сжал их и, чуть задрав лицо Дагмара вверх, поцеловал его в полуоткрывшиеся губы. Дагмар, веря и не веря происходящему, повинуясь возбуждению, бушевавшему в его теле, ответил на поцелуй, а затем, когда их губы уже были готовы расстаться, прикусил зубами нижнюю губу Шуонхилда. Сильно прикусил. До крови. Так он пытался единственно доступным сейчас способом достучаться до сознания омеги. Дагмар ощутил привкус крови Шуонхилда, тот вздрогнул от боли, ещё чуть-чуть он и он бы смог сбросить наваждение пришельца, но…

У нас всё под контролем!

Кольца каната оплели таз Дагмара, поднялись выше и, заставив его