Наследница Черного Пламени - Майя Фабер

Сложнее становилось после полудня, когда приходило время тренировок. До сих пор мне удавалось отговариваться срочными делами, сбегая к Эйдану. Конечно, никто не мог меня заставить, но отказы неизменно должны были вызывать вопросы. Уверена, что Кейтану доносили о них каждый день. Если он и впрямь решил поставить на наш будущий союз, а не приводил в исполнение какой-то неизвестный мне план, то вскоре окажется очень недоволен.

Но тренироваться с демонами, не признаваясь в запрете на трансформацию, я не могла.

Сегодня я попросила передать Кейтану благодарность за заботу и пояснить, что предпочитаю тренироваться с драконами. Раз это не запрещено, то может дать мне преимущество. Нечто, неизвестное Армину.

Надеюсь, эта отговорка даст мне еще пару дней. Вместо тренировок мы с Эйданом продолжали искать то, что поможет мне избежать схватки с Армином. Он — в городе. Я — в кабинете отца. Делились информацией, обсуждали варианты.

Коротко говоря, вариантов пока не нашлось.

Я отделалась от тренировки, но сегодня меня переполняли нехорошие мысли. Печально, ведь я считала себя той, кто обычно поддерживает остальных и верит, что победить можно всех. Стены этой ловушки давили и на меня.

Вечер обещал быть спокойным. Впервые за неделю мне не нужно было бежать на кухню, к воротам, а то и к Эйдану. Все потихоньку заработало и без моего участия. Да и Хайке оказалась отличной помощницей во всем, что не требовало встреч с Армином или Кейтаном.

Я поднялась в свою комнату, прислушалась к шуму воды за узкой дверью в уборную. Заперла замок и забралась на кровать, а потом и под одеяло. Принялась теребить пуговицу на свободной рубашке, пока боролась с нахлынувшим беспокойством. Не было особой причины, но не покидала мысль, что время уже закончилось. Что я упустила нечто важное в расчетах и теперь это не исправить.

Отвлечься удалось, лишь когда Шейн появился из душа. Он не признавался, где жил, но в последнее время выгнать его становилось все труднее. Мне и самой не хотелось, но я не желала проверять, что случится, если его поймают здесь. Он не простой гость. Он — моя связь с Империей. Это разрушит всю мою легенду, не говоря уже о банальной опасности расправы. Отчего-то я совсем перестала бояться смерти.

Я повернулась к Шейну, недовольно поджав губы. Готовилась ругаться. Выставить его прочь до темноты не получится, так пусть хотя бы выслушает все, что у меня накопилось.

Уверенность уменьшалась, пока я смотрела, как капли воды стекают от мокрых светлых волос по шее, чтобы затем устремиться вниз по тренированному телу.

Одежду Шейну заменяло полотенце на бедрах. Признаться, очень неэффективно заменяло. Невольно я залюбовалась. Тяжелые мысли растворялись, уступая место спокойствию. Такое редкое в последние дни, оно приносило мне удовольствие. Я улыбнулась, а потом и вовсе позволила себе потянуться.

Одеяло пропало с меня, но возмутиться я не успела. Ему на замену надо мной тут же возникло горячее мужское тело. Все еще мокрое. Моя рубашка, тут же впитавшая влагу, прилипла к груди. Шейн, опираясь на руки и нависая надо мной, опустил взгляд, чтобы оценить результат. И без того тонкая белая ткань теперь просвечивала насквозь.

Он наклонился, чтобы чуть нелепо потереться щекой о мою грудь. Я хотела засмеяться, но задохнулась от ощущений. Мокрая ткань между нами не раздражала. Напротив, она будто делала все невыносимо острее.

Шейн скользнул рукой по моему бедру, поднимая рубашку. В голове у меня мелькнула запоздалая мысль, что сейчас стоило бы остановить его, ведь за почти месяц в Шаттенталь мое тело изменилось, и с каждым днем становилось видно все больше… Если под свободной одеждой еще можно было попытаться скрыть живот даже без артефактов, то так — никаких шансов. Я отчаянно боялась реакции Шейна — и хотела ее. Хотела освобождения от этого секрета.

Стоило заговорить первой, но я могла лишь прерывисто дышать, хватая ртом воздух, пока его пальцы оставляли обжигающие следы на моей коже. Контраст с холодной мокрой тканью был невероятен. Я лишь выгибалась, подставляясь под ласкающие меня руки.

Никаких проблем. Никаких сложностей. Никаких секретов. И никакой опасности. Не осталось вообще ничего. Будто мы вновь сбежали из Академии, наплевав на правила и запреты, чтобы похитить у жизни немного времени друг для друга. Спрятаться там, где нет места ничему и никому, кроме нас.

— Маленькая замерзшая Мышка, — прошептал Шейн мне в губы, избавляя от рубашки.

— Промокшая, — поправила я, пока остатки одежды покидали меня. — И по чьей вине?

— Вот как, — усмехнулся он, снова накрывая меня собой. Прошелся поцелуями по моему виску. — Нужно бы хорошенько вытереть тебя?

— Но полотенце в этой постели только одно, — ехидно заметила я, блаженно жмурясь от его поцелуев.

— Мышка, — с упреком произнес Шейн, отрываясь от своего нехитрого занятия, — ради тебя я готов пожертвовать всем! Даже полотенцем!

Я засмеялась, но мой рот тут же закрыли новым сладким поцелуем. Стоило полотенцу перестать отделять нас друг от друга, как я прижалась сильнее. Попыталась привычно закинуть ногу на бедро Шейна, как делала сотни раз.

На мгновение он напрягся. Я почувствовала, как дрогнули его пальцы у меня на боку, но следом Шейн снова позволил себе забыть обо всем.

Осознание накрыло меня болезненной волной. Я только теперь поняла, как бережно Шейн относился к моему телу, и не только сейчас... Уже давно. Как избегал лишний раз касаться живота, хотя такое не было свойственно нам обоим. Мы никогда не стеснялись своих желаний, а они зачастую шли вместе с болью.

Мне захотелось заплакать, но Шейн, почувствовав и это, снова осыпал мое лицо нежными поцелуями, не давая ни открыть глаза, ни заговорить, пока тела медленно соединялись, словно в нашем распоряжении оставалось все время мира.

И ничто не смогло бы нас разлучить…

Глава 38. Ночь на 9 декабря

Не то чтобы Шейн вообще собирался сегодня спать, но отказать себе в том, чтобы остаться с Мирандой, не смог.

Конечно, он не пожалел о своем решении, но беспокойство усилилось многократно. Миранда ворочалась, дышала тяжело, а то и вовсе принималась постанывать во сне. Что-то тревожило ее слишком сильно, и от всего этого у Шейна сжималось сердце.

Она оставалась единственным, что было дорого ему в этой жизни. Шейн