Пшеничная вдова - Данила Скит

– Можно, – ответил ей Реборн, наверное, после десятого повтора одного и того же вопроса. «И даже нужно», – хотелось побыть одному.

В проеме двери Исбэль оказалась на удивление быстро.

– Погоди-ка, – остановил ее Реборн, – сколько всего у Лоухерта внуков?

– Двое… Старший, Дамиан, ему весен десять и младшенький, Эсклой, ему недавно исполнилось шесть, – ответила Исбэль, замерев у выцветшей древесины, – и три внучки, Алисия, Карла и Далина, – это Реборну было не интересно, – А сын всего один, он…

– Я знаю, сколько у него сыновей, – перебил ее Реборн, – Встречал его как-то на подступах к Глаэкору. Смелый рыцарь, но глупый. Они все глупые.

– Мой король… – опасливо обратилась Исбэль, с самого начала она пряталась от тревоги так же, как пряталась от собственного страха, – Мы же приехали ради пшеницы, правда?

– Зависит от того, как он будет себя вести.

Он слышал, как тихо закрылась дверь. Ноги утопали в серебряной шерсти лунной рыси, треск поленьев одевал шапку сна. Широко раскинув руки по краю спинки небольшого диванчика, стоявшего около камина, Реборн откинул голову и прикрыл глаза. Надо было кое-что обсудить с Юстасом. Он не слышал, чтобы Брендан Лоухерт доблестно почил, а, значит, мог скрываться где-то в замке. Отец не выглядел убитым горем и ни разу не упомянул о сыне. Встречать короля так же не вышел ни один внук мужеского пола, только внучки и жена Брендана, уже практически на сносях.

– Прошу меня простить, ваша светлость, погода преподносит плохие подарки. Детвора моя совсем нежная, что вылупившиеся цыплятки, кое-кто из ребятни захворал. Такая беда… – оправдывался лорд, как только они вошли в замок.

«Кое-кто…», – Реборн усмехнулся. Ему был понятен страх Лоухерта, лорд хоть и стар, но еще не выжал из ума. Но Брендан… Это был действительно смелый рыцарь и не стал бы прятаться за спинами стариков и женщин. Если только…

– Если только не тяжело ранен и не в силах подняться с кровати, – вслух сказал Реборн прямо перед тем, как окончательно поддаться сладкой дреме.

На поздний ужин подавали петуха с черносливом, двух куриц, запеченных прямо в поросенке с терпкими травами, салаты из редиса с зернами золотистой горчицы, чечевичный суп на пастернаково-костяном отваре и свежий хлеб, обжигающий руки – одни лепешки были щедро посыпаны семенами подсолнечника и льна, другие сочились сладким медом. Если встать прямо у камина, в нос врезался терпкий запах козьего сыра.

– Девочки сдружились сразу, – неспешно рассказывал Иглас Лоухерт, сопровождая Реборна и его свиту в столовую, – Не понимаю, как у них это получается… Алисия даже сопровождала ее величество в походе пару весен назад, но больно уж она нежный цветочек. Не приспособлена ко сну на соломе да походной пище. Королева Исбэль гостила у нас раза два в год, иногда чаще…

«Старайся, старик, но решать все равно буду я».

– Надеюсь, они наговорятся, и у королевы к ночи иссякнут все слова, – с надеждой ответил Реборн. Где-то там, в главном зале, слышался сдержанный смех и какие-то тихие перешептывания, – Не представляю, о чем можно болтать несколько часов без умолку.

– О, Ваше Величество… если женщины нашли слова друг для друга, то у них найдутся слова и для всех остальных.

Когда мужчины вошли в главный зал, разговоры тут же оборвались, будто упали в колодец и потонули в толще черной воды, спины выпрямились, руки легли на талии, но Реборн впервые увидел улыбку Исбэль. Алисия поприветствовала короля, встав рядом с дедушкой и опустилась в книксене так низко, что могла достать коленками пол, и склонила голову. То же самое проделало и многочисленное девичье потомство лорда Лоухерта.

– Моя королева… – Иглас Лоухерт улыбнулся Исбэль, заметив в ее волосах голубизну заколок, и посмотрел в малахитовые глаза с теплотой и надеждой, – Скоро пойдут живые незабудки! В этом году я засадил целую поляну… Медовый сорт, пчелок, конечно, будет много, но из цветов можно будет сплести добротные венки. Надеюсь, вы почтите нас своим присутствием хотя бы в конце лета.

Алисию, казалось, вот-вот разорвет от радости и она забрызгает всех своим восторгом. Кудряшки на ее голове имели собственные взгляды на жизнь: их бы воля, спружинили бы с ее глупой головки и ускакали куда-нибудь под стол.

Легонько подрагивая полами темно-синего платья, Исбэль проплыла к лорду Лоухерту и осторожно, трепетно обняла своими ладонями его морщинистую руку:

– Для меня большая радость пребывать снова в этих стенах, лорд Лоухерт. Я с удовольствием вернусь сюда снова, если на то будет воля Богов и они направят волю Его Величества.

Старик слабо улыбнулся и кивнул головой.

– Время покажет, насколько Боги благосклонны, – холодно произнес Реборн, гадая, как две такие разные натуры, Исбэль и Алисия, вообще умудрились встретиться на этой земле и найти общий язык.

Прислуга уже снова туда-сюда, наполняя бокалы с вином, разрезая мясо, плавя сыр на стальной стойке у огнедышащего камина – стойке из блэквудской стали. У входа встали два королевских рыцаря, еще десять простых стражников – по длине всего зала, дегустатор отведал блюдо короля и отпил из его бокала. Все это время лорд сохранял учтивую невозмутимость. Реборн сел во главе стола, жена села по правую руку, лорд по левую. Со стороны лорда сидела вся его семья, Реборн почтил стол присутствием Юстаса, главой походной стражи – сира Родрика Большеголового и королевского клирика – горбатого северянина, похожего на серого ворона.

В многочисленные окна бил тусклый свет наступивших сумерек. Горели длинные свечи. Суровый каменный зал, не развлеченный южными изысками, понравился Реборну – он напоминал ему о доме. Самое яркое, что украшало его, была Исбэль, подумав, решил он, стараясь не пялиться на россыпь голубых незабудок, вплетенных в огненно-рыжие волосы, на сдержанную улыбку, осветившую молоко белого лица, на багряный румянец, припорошивший молочную бледность и сделавший ее такой счастливой.

«Ох, выгорю на солнце и опять появятся веснушки, – с досадой думала Исбэль, – надо постараться вернуть Вернона, этот северный горбун не выведет мне ни одного пятнышка».

Тем временем, лекарь, Турун Хардрок, четвертовал у себя на тарелке цыпленка. Нежная тушка не выдержала и секунды натиска скрюченных цепких пальцев.

– У вас уютный дом, – Реборн нарушил молчание, которые не решались нарушить хозяева дома.

– Его строили мои предки, – лицо лорда Лоухерта посетила задумчивая улыбка, – Более четырехсот весен назад. Еще задолго до перемен Агатового моря. Тогда оно еще называлось Красным…

– …будет печально, если от замка не останется камня на камне, – Реборн с ледяным спокойствием