Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару

Возле шалаша на костре варилась каша. Беременная баба помешивала её в котелке длинной деревянной ложкой. Её муж, видно, как раз перевозчик, рядился об оплате с хозяином возка, что стоял неподалёку. Из возка торчала голова девушки. Вот она обернулась, увидела всадника, ахнула и соскочила на землю.

– Батюшка! – она дёрнула мужчину, что бурно обсуждал цену на провоз через реку, за одежду. – Там! Смотри!

Мужчина обернулся, Стрижак узнал старосту села Прибытково. До него не сразу дошло, что это отец Милавы. Потом он провёл рукавом по вспотевшему лбу. Вот, значит, каким путём его ведут. Что ж, поглядим.

Он спешился, осторожно снял девушку с седла, взял на руки.

– Ох, ты ж! – Будивой подбежал, уставился на дочь. – Что с ней? Прости, боярин, не признал сразу. – Он попытался поклониться, но вышло неуклюже. – И Чубарка с тобой! Да как вы нашлись-то? Что ж, глаз она не откроет?

– Морена её усыпила, а как разбудить, не ведаю, – вздохнул Стрижак. – А к ней меня вон лошадь привела.

– Это Чубарушка, – сказала Елеся. – Милавина кобылка.

– Мы домой едем, – Будивой посмотрел на боярина. – Давай с нами, может, там, на родной земле, под родными яблонями ей проснуться легче будет?

На том и порешили. Милаву осторожно положили в возок, а его затащили на плот. Два перевозчика встали по бокам плота и длинными шестами погнали по реке на другой берег. Во второй заход перевезли лошадей. Запрягли возок и поехали.

Перевозчик посмотрел им вслед, потом достал из шалаша клетку. Нацарапал на куске бересты короткое послание, привязал к лапке голубя и подкинул его вверх. Птица расправила крылья и понеслась по небу. Перевозчик шутливо ткнул жену в плечо.

– Вишь, какой у тебя муж молодец. На перевозе двойную плату снял, да за догляд и птицу с посланием ещё получу. Ты уж давай не подведи только, сына роди, помощника в моём деле.

Баба усмехнулась. Погладила живот. Сына, сына… Сперва дочку надо. Кто-то ж должен по хозяйству помогать, надоело одной на всю мужнину ораву готовить.

Голубь давно пролетел над трусящей по дороге повозкой и помчался дальше, туда, где ждали кусочек бересты с коротким, но очень важным донесением.

Глава 34. Нежданно-негаданно

Ехали не быстро, не медленно, боялись спящую девицу растрясти. Елеся с ней в возочке сидела и с жалостью смотрела на лицо сестры. Боярин, что из леса её вынес, сказал, что Моренино заклятье на ней. Что ж такого сестрица сделала, что гнев богини на неё пал?

На особо сильных поворотах она руками голову Милавы придерживала, чтоб не ударилась о края возка. Горько ей было думать о матери и Беляне. Раньше тоже не так-то и хорошо у них в семье было, а ныне и вовсе плохо станет. Иной раз смотрела она на семьи, что в разы беднее их были, но где муж с женой ладом жили и детей своих голубили, и о таком же мечтала. Устала она жить под вечно недовольным взором матери. Всё ей не так и не этак. Теперь же и вовсе княжьей тещей станет и устроит свои порядки во всём Семидоле.

Елеся вздохнула, убила комара, что на щеку уже нацелился. И Горыня пропал. Она глянула на боярина, что за возком верхом ехал и с Милавы глаз не сводил, и тут же вспомнила, что её любимый с боярином этим ушёл.

– Скажи, а парень, что с тобой отправился, куда делся? – окликнула она его. – Горыней зовут… Не с тобой разве был?

– Нет, – Стрижак очнулся и качнул головой. – Он на лодке с купцом уплыл, с тем самым, что Милаву силой увез. Он, видно, и помог ей сбежать, а где сам, не ведаю.

По горькому вздоху он понял, что девица на другой ответ рассчитывала, и поспешил успокоить:

– Да не переживай. Он у тебя здоровяк, каких мало, не пропадёт.

– Да, – с восхищением откликнулась Елеся, – он такой. Все секреты лесные знает, больше всех мёду добывает за лето. У него в лесу делянка посечена, он там борти поставил, за пчёлами следит, чтоб медведь не разорил.

Стрижак слушал рассказ про пчёл, про то, как Горыня надоумился, что легче не лазать по деревьям, а борти, колоды с дуплами, в одном месте составить, для удобства.

Разговор отвлёк его от тягостных мыслей. Внезапно захотелось такой вот простой жизни, когда самая большая твоя печаль, чтобы медведь не съел твой мёд.

– … а до нас не дойдёт, батюшка? Как же сады наши? Погорят ведь…

– Эх… Всё может быть. В такие времена живём. Князь молод, мать его, княгиня вдовая, без умений чародейных. Уж не знаю, дочка, как всё повернётся.

Стрижак прислушался к разговору. Как он понял, обсуждали засуху и что где-то уже леса гореть начинают.

– Сильно горят? – спросил он, поравнявшись с Будивоем. Тот покосился, виновато скривился, видно, опасался, что зря князя и мать его при боярине поминал. – Не бойся, не сержусь. Почему в Семидоле про пожары не слышали? Князю надо такие вещи докладывать.

– Для докладов бояре есть. Нас, простых селян, и на порог не пустят. Уж, прости, если что не так говорю. Я, пока на постоялом дворе жил, слышал, как о том купцы и прочий люд говорили. Даже кто-то из купцов на княжье подворье ходил, сообщить, что леса горят.

Странно, ничего такого Стрижак не слышал, а должен бы. Кому как не ему такие вещи знать надо. К кому же из бояр купцы ходили, почему тот князю не доложил?

– Леса горят, то плохо, а вот посевы солнцем жжёт, то беда страшная. Останемся без урожая, боярин. Если чуда не случится.

– Какое ж чудо ты ждёшь?

– Да какое и все – дождика! Ливня бы нам хорошего, пусть и с грозой даже, но чтоб промочило землю до основания, чтоб реки водой наполнились. А то видел, как обмелела-то речка на переправе? Едва-едва плот по дну не шоркал.

Далее у них разговор завязался совсем уж вроде и пустяшный, но какой-то родной. Слушал Стрижак сельского старосту и понимал, что вот с ним не надо ни хитрить, ни юлить. У него и настроение даже поднялось. Теперь он на спящую Милаву бодрее поглядывал. Ничего, найду, как разбудить тебя, краса ненаглядная.

Резкий свист заставил его осадить коня. Свистели откуда-то из лесочка, мимо которого как раз ехали. Рука Стрижака сама к поясу потянулась, а меча-то и нет. Он же в путь бросился, каким из княжьего терема вышел,