Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

впервые увидела войско Сяо Ци. В то время он создавал впечатление недосягаемого грозного воина, непревзойденного во всем мире. Юйчжан-ван Сяо Ци – его славное имя стало легендой. Потом я вышла за него замуж и три года прожила одна. Я до сих пор ничего не знала об этом человеке.

Чтобы отвоевать Ниншо, он шагал по лужам крови, убивал врагов без милости. Имя его было отлито из железа и крови. Сейчас он стоял прямо передо мной и спокойно вел беседу – и это был самый обычный разговор между мужем и женой. Между тем по мановению его руки на поле судьбы была установлена бесконечная шахматная доска – и игра уже давно началась… Боюсь, что в этой игре были замешаны все границы Небесной династии, правящая верхушка туцзюэ и тысячи невинных душ. Подумать страшно, сколько судеб могла изменить эта игра…

Но как обычный воин способен на все это?

Передо мной стоял не просто солдат, разящий врагов на поле брани, не герой. Когда ладони были обращены к небу, руки его становились облаками. Но стоило ему опустить ладони к земле – они обращались дождем [104]. Он носил титул вана, он имел все права казнить и миловать. Он был не только непобедимый генерал, но еще и всесильный сановник. Глядя на его обрамленный серебристым лунным светом силуэт, я увидела будущее поколение храбрецов, способных криком вызывать ветер и тучи [105], свирепо глядя сверху на Поднебесную. От этих мыслей сердце мое забилось в тревоге.

Мне не давала покоя одна мысль – Хэлань Чжэнь ненавидел Сяо Ци всем сердцем. Я не сдержалась и спросила:

– Он ненавидит тебя, но ты выпустил тигра назад в горы [106]. Не думаешь, что он снова начнет строить козни против тебя?

Сяо Ци слегка улыбнулся и сказал:

– Сложно найти хорошего друга, большое счастье найти достойного противника.

Вот, значит, каким должен был быть герой.

– Ты осмелился отпустить его, чтобы контролировать. Ты отпустил тигра в горы не для того, чтобы убить, а чтобы приручить, – сказала я на выдохе.

Сяо Ци снова улыбнулся и ничего не сказал. Заложив руки за спину, он пристально посмотрел на меня с нескрываемой радостью в глазах.

– Какая проницательная женщина в моем доме.

От его похвалы у меня заалели щеки. Старший брат всегда называл меня честолюбивой и высокомерной женщиной. Он тогда не знал, что я вовсе не была высокомерна, просто еще не встретила человека, способного покорить меня своим умом.

Но теперь встретила. Когда я в задумчивости опустила голову, Сяо Ци подошел ко мне и нежно приподнял лицо.

– Ты тревожишься, что Хэлань Чжэнь может навредить мне? – Он еле заметно улыбнулся и многозначительно посмотрел на меня.

Сердце мое обдало жаром – я тут же отвернулась, чтобы избежать его прикосновений.

За окнами стоял пятый лунный месяц, а мне вдруг стало невыносимо жарко, в комнате стало так душно – дышать было нечем.

– Хочешь чаю? – стараясь скрыть нахлынувшую на меня панику, невпопад ответила я.

Я отошла, схватила чайную пиалу и повернулась к Сяо Ци спиной, но все равно чувствовала на себе его горящий взгляд. Заставив себя успокоиться, я молча попробовала налить в пиалу чай. Но сердце продолжало биться так сильно, отчего у меня слегка дрожали руки… Что происходит? Я никогда в жизни так не выходила из себя.

Вдруг моя рука напряглась. Сяо Ци крепко схватил меня за запястье, и я в испуге осознала: я схватила не тот чайник – он был пуст! А я неосознанно долго держала его над чашкой, «наливая чай».

Он улыбнулся, молча забрал у меня из рук пиалу, неторопливо налил в нее горячий напиток и протянул мне. Я смутилась.

– Для меня радость ухаживать за ванфэй, – говорил он тихо и мягко, а улыбка его была такой теплой.

Он держал пиалу с чаем, но я не протягивала руку, чтобы взять ее. Я медленно подняла взгляд и посмотрела на него – я очень хотела понять, какая часть эмоций в его глазах была настоящей, а какая – фальшивкой. Наши взгляды встретились, и повисла тишина.

– Пусть вместо вина чай, я хочу искупить вину за ту ночь.

Сердце защемило от нахлынувшей боли – образы той ночи всплыли перед глазами. Моя первая брачная ночь стала позором, который я никогда не забуду.

Тень свечей упала на Сяо Ци, и я особенно отчетливо увидела выражение его лица. Он долго молчал. Губы его были плотно сжаты – будто человек передо мной был нем.

– В тот день у меня не было выбора, и мне очень жаль.

По сей день он молил о прощении, но не готов был признать себя заносчивым и своевольным.

Я холодно сказала:

– Когда туцзюэ пересекут границу в следующий раз, ты в тот же миг все бросишь и помчишься туда.

Он удивленно посмотрел на меня – как будто услышал что-то странное.

Я сердито рассмеялась и спросила:

– Что такое? Ван-е уже и забыл?

Выдержав паузу, Сяо Ци изумленно поинтересовался низким голосом:

– Канцлер… Тесть ничего тебе не сказал тогда?

– О чем ты говоришь? – Сердце остановилось на мгновение, я не сводила с Сяо Ци глаз.

Он нахмурился, взгляд внушал ужас.

– Когда я ушел, канцлер больше ничего тебе не говорил?

От выражения его лица, от его слов у меня все похолодело внутри. Я заставила себя успокоиться и снова посмотрела на Сяо Ци.

– Прошу прощения за невежество, но прошу ван-е выражаться яснее.

В комнате повисла звенящая тишина. Наши взгляды встретились, но мы не решались проронить ни звука. Я чувствовала напряжение. Вдруг фитиль свечи расслоился и вспыхнул искрами. Я снова вспомнила ту ночь и как потухла одна из красных свечей. Глубокая печаль поднялась из глубин моего сердца, и у меня замерло дыхание.

Сяо Ци не сводил с меня глаз, выглядел он пугающе и загадочно.

– Ты в самом деле хочешь знать?

– Да.

Я поджала губы и смотрела прямо ему в глаза.

Он медленно сказал:

– Хорошо. Ты заслуживаешь знать правду, готова ты принять ее или нет?

Прикусив губу, я кивнула. Он подошел к окну, встал ко мне спиной и медленно сказал:

– Ты никогда не думала, как в день нашего бракосочетания я смог единолично мобилизовать пограничный гарнизон и в ту же ночь покинуть столицу – и сделать все это без предписания канцлера?

Меня будто бы ударили хлыстом, сердце сжалось.

– Продолжай. – Я выпрямила спину и перевела взгляд на дрожащий огонек свечи.

Сяо Ци