В самом Сердце Стужи. Том IV - Александр Якубович

— Препозитор! — воскликнул боец. — То не дары, а ваша часть трофеев! Вы же были вместе с нами!

Я бросила короткий взгляд на мужчину, который посмел говорить без моего разрешения. Это было неуважительно ко мне, но с другой стороны — это неуважение обернулось большой удачей. Пусть лучше вслух об этом скажет боец, с которым Петер был на поле боя, чем жена барона.

Пухлые щеки Петера дернулись, будто бы жрец попытался подавить то ли улыбку, то ли оскал, после чего Лили шагнула вперед и передала в руки молодого жреца свертки ткани.

— Все верно, — согласилась я с бойцом. — Это часть от ваших трофеев, препозитор.

Сложив руки пред собой в чинной позе, я показывала Петеру, что он не смеет отказаться от дара. Жрец затравленно оглядел всю нашу троицу, неловко держа ткани перед собой и не зная, куда деться.

Не желая больше мучить жреца, я отпустила Лили и бойца.

— Этой зимой один довольно проницательный человек сказал мне, что уныние есть обратная сторона радости, только и всего, — с легкой улыбкой обратилась я к спине Петера, который сейчас спешно пытался куда-нибудь пристроить внезапные дары.

Услышав мои слова, жрец замер, после чего наконец-то положил отрезы тканей прямо на каменный пол, рядом с алтарем, и обернулся.

— Тогда вы возразили, что хоть и нельзя быть вечно счастливым, можно познать горесть вечного несчастья, — ответил жрец.

— Алдир явил вам чудо своей страшной воли, препозитор. И как любящий отец, наблюдающий за своими чадами, он должен время от времени применять и силу, дабы направить их на путь истинный, — продолжила я. — Не противьтесь воле Отца. Виктор все рассказал мне, в деталях, и пусть я не сановница и не стала слугою Алдира, но я четко вижу его наставление. Если бы Отец не желал случившегося, он бы не ниспослал такую силу, не направил бы руку моего мужа и удары его дружинников против солдат Фитца. Вам не стоит погружаться в пучину высокомерия, ведь вы, препозитор, не равны Алдиру, а лишь исполняете его замысел.

Петер замер, внимательно рассматривая мое лицо, будто бы видел меня впервые, после чего из груди жреца вырвался нервный смешок.

— Миледи, на секунду мне показалось, что я вновь на ученической скамье, — улыбнулся жрец. — Ваши слова столь тяжеловесны, тон столь убедителен, а трактовка событий так точна… Словно вы не один год толковали писания и оракулы, что посылает нам Отец.

— Для таких выводов достаточно лишь быть беспристрастным в своих взглядах, препозитор. То, что учинил барон Фитц против Арчибальда и двух других бойцов есть кощунственное надругательство, более подходящее для последователей культа Хильмены, чем для тех, кто следует воли Отца. Он просто ниспослал наказание Фитцу и его людям за то, что они беспричинно, игнорируя и закон людской, и закон божественный, увечили творения Его. И послание это было однозначным для всех и каждого.

— Вот только не дойдет оно до людей, — покачал головой жрец, отходя в сторону и усаживаясь на ту самую лавку, на которой мы вели беседы месяцы назад. Я проследовала за мужчиной и разместилась рядом. — Вы же знаете, о чем мы условились с вашим мужем?

— Конечно, — кивнула я.

— Барон удивительно вам доверяет, миледи.

— У него нет причин сторониться моей помощи, препозитор. Точно так же, как и у вас, — доверительно сообщила я, беря Петера за пухлую ладонь. — Я не могу представить тяжесть груза, который лег на ваши плечи, но всегда могу предложить вам хотя бы беседу. Во время которой вам не обязательно будет высоко держать голову и твердо смотреть вперед.

— Вы считаете, что наше решение было верным? Было верным сокрыть мою силу от мира? — прямо спросил Петер.

Я внимательно посмотрела в голубые глаза жреца и сжала его ладонь.

— Уверена, — кивнула я.

— Почему же?

— Потому что вы нужны здесь, препозитор. Не знаю, какой путь вам уготовил Отец, но неужели обретя приход целого надела, вы так легко откажетесь от того, чего желали? Или вы хотите служить государству и нести боевую молитву уже для войск короля Эдуарда?

От перспективы стать придворным сакратором Петер даже вздрогнул, а его ладонь мигом вспотела.

— Я думал, что моя сила пригодится где угодно, — ответил жрец. — Но теперь я не уверен в том, что она вовсе должна применяться.

— Вы опять ставите себя вровень с Алдиром, — упрекнула я жреца. — Не пытайтесь постичь замыслы Отца, Петер. Не оскорбляйте его подобным пренебрежением.

Это всегда было в нем, сколько я себя помнила. Попытка унести на собственных плечах судьбу всего мира. Петер чувствовал себя ответственным буквально за всё, что происходило под солнцем. За каждую болезнь, горесть или несчастье. За каждого умершего новорожденного или истощенного заразой старика, который не дождался помощи от лекарей или жрецов. За каждый миг человеческой скорби или горестей, он чувствовал личную ответственность, ведь Петер всегда был наделен этой огромной силой.

Если я, сидя в пыльных скрипториях и архивах пыталась найти ответы, понять причины своего существования и перерождений, то Петер пытался там спрятаться. И от мира, и от себя.

Здесь же, на самом краю цивилизованных земель, в шаге от северного фронтира, он лицом к лицу столкнулся со всем тем, от чего бежал в прошлой жизни. При этом сам же сделал все, для того, чтобы эта встреча состоялась — сам стал изучать боевые молитвы, сам попросил обучить его ратному делу, сам назвался отрядным сакратором и взял в руки цеп, чего другие жрецы не делали сотни лет.

Петер сам создал ситуацию, в которой оказался, и отрицать этот факт было просто невозможно. Лучшее, что я могла сделать для него — попытаться переложить ответственность за бойню, в которую вылилось столкновение с дружиной Фитца, на Алдира, а не на плечи самого Петера.

— И вновь вы говорите, словно мои наставники, — усмехнулся жрец. — Словно я пытаюсь попирать волю Отца.

— Достаточно лишь принять то, что не все зависит от вашего выбора, препозитор. Вы удивитесь, когда в полной мере осознаете, насколько человек не властен над своей судьбою. Это будет для вас величайшим откровением, поверьте, — подытожила я. — А пока просто примите честно полученные трофеи и живите дальше. Дышите, молитесь, помогайте жителям надела и нам с Виктором. Это будет правильнее всего.

Нельзя, чтобы Петер вернулся сейчас в Патрино. Я видела, как сомневался белокурый жрец, и пусть слова, которые я говорила, выставляли его безвольной куклой в руках Творца всего сущего, это было необходимо для нашего