После развода в 40. Между нами твоя истинная - Екатерина Гераскина

— Здесь! — я отступил, давая ему доступ.

Лекарь упал на колени рядом с Орелией, быстро расстегнул её корсаж, приложил ладонь к животу, затем — к горлу, щеке, запястью. Пальцы его дрожали легонько, но глаза оставались спокойными.

— Она что-то приняла, — сказал он глухо. — В крови — дурман. Сильный, — он бросил на меня резкий взгляд.

— Делай свою работу!

Орелия завыла. Её согнуло дугой, она выгнулась так сильно, будто кто-то тянул её за позвоночник.

Сандра стояла рядом, прижимая руки к губам, дрожа. Я повернулся к ней.

И в следующую секунду схватил её за горло. Сандра пискнула, ноги её взлетели над полом.

— Я… я… ааа! — она забилась в моих руках.

— Говори! — процедил я сквозь зубы, придвигая её лицо к себе так близко, что она чувствовала жар моего дыхания. — Что. Вы. Мне. Подмешали?!

— Н-ничего! Я… клянусь!

— Не ври мне. — Я сжал сильнее. — Ты купила зелье. Где. И что в нём?!

Глаза Сандры пролились слезами, рот судорожно открылся.

— Я… я не знала, что будет так! — прохрипела она. — Нам… нам сказали, что это… что это просто укрепит связь! Что он будет… ближе! Что вы будете… внимательнее к ней! Что это безвредно!

— Где вы это взяли?! — рыкнул я.

Она заколотила ногами воздух.

— В лавке… на площади… у травницы… старая жрица… она сказала, что… что это для истинных пар… что это усилит зов дракона! Я… я не хотела… клянусь! Клянусь!

Лекарь бросил взгляд через плечо:

— Генерал! Отпустите её, мне нужна помощь! Если это дурман — нам нужна холодная вода, тряпки, мне нужно держать беременную в сознании! Пока я буду вычищать ее кровь.

Я резко отпустил Сандру.

Она рухнула на пол, кашляя, хватая воздух, но даже не посмела отодвинуться — только ползком подобралась ближе к Орелии, дрожа всем телом.

— Молись, чтобы ребёнок выжил. Потому что если нет… — бросил я ей, склонившись над Орелией. — …я закопаю тебя и твою хозяйку в землю собственными руками.

— Вы… вы ее истинный, — проблеяла Сандра.

— Я очень злой истинный.

Сандра расплакалась навзрыд.

Лекарь отрывисто приказал:

— Держите её за плечи! Начинается спазм! Быстро!

Я подхватил Орелию, она была горячая, потная, бледная как снег. Её дыхание сбилось, живот дёрнулся под моими пальцами.

— Арден… — прошептала она, вцепляясь мне в рукав. — Не дай… мне… умереть…

Я стиснул зубы.

— Я никому не позволю навредить моему сыну. Сандра, живо воды! — не глядя приказал служанке.

А потом Орелия сделала резкий рывок, глаза стали безумными, стеклянными, она схватила руку лекаря и припечатала:

— Вы должны спасти в первую очередь меня!

И откинулась на спинку кровати.

Я замер.

Меня словно ударило под дых.

Разорвало.

Размазало.

Лекарь сочувственно посмотрел на меня.

Все матери спасают своих детей.

Я помню, как плакала моя Кристина, когда её скручивало в выкидышах, и как она в забытье кричала и просила, чтобы ребёнка спасли любой ценой. Любой.

Она была готова отдать за него жизнь.

А тут…

Полная пустота.

Полная равнодушность.

Эгоистичная маленькая драконица.

— Она специально выпила яд? — тихо спросил лекарь, продолжая свои манипуляции.

Я сжал губы. Внутри меня поднималась магия.

— Она дала мне что-то… чтобы подавить волю, — прохрипел я. — И выпила это вместе со мной.

— Вы не выглядите… хм… не в себе, — заметил лекарь.

— На меня не подействовало. Но на неё — да.

Лекарь нахмурился и принялся лечить, проверять пульс.

Между делом он сказал:

— Подавляющие препараты запрещены. И опасны. Особенно для беременных. Готовьтесь, лорд… к худшему…

Я пошатнулся.

— Что я могу сейчас сделать?.. — выдавил я.

— Ничего, — качнул головой лекарь.

Я отступил назад, ещё шаг… и ещё. Я не мог… не мог в это поверить.

Она сама выпила то, что подмешала мне.

Зачем?

Зачем?!

Я расстегнул верхнюю пуговицу кителя, потом — рубашки. Мне не хватало воздуха, будто ткань сжимала горло. Она сама лично подвергла жизнь внутри себя опасности.

Приехала ради этого?

Или даже не знала, что так будет?..

Что это за беспечность?

Что за…

Я вышел из номера, продвигаясь на не твёрдых ногах. Меня шатало. Я опирался на стены, шёл по коридору, который казался бесконечным. Спускался по лестнице, ноги подкашивались.

Очередное опустошение.

Очередное бессилие.

Мой ребёнок… мой сын… может не родиться.

Снова.

Снова это…

И только чудо поможет ему…

Чудо.

Глава 44

Помню провал, как чёрная яма без дна, в которую меня швырнуло вместе с последним криком души. Больше ничего. Только тьму — плотную, вязкую, с металлическим привкусом во рту, рычание зверя, предсмертные хрипы сущности, его желание заделать своей самке еще одного драконёненка и тем самым все исправить.

Он даже не понимал, отчего для меня все это не приемлемо. А потом помню тишину, в которой мой дракон больше не рычал.

Когда я открыл глаза, уставился на низкий, деревянный потолок с трещинами, в которых застряла смола. Сначала я не понял, где я. Потом понял слишком быстро, и грудь словно стянуло обручем.

Я лежал на кровати в той самой хижине, где выхаживали Кристофера.

Я резко сел. Тело слушалось вполне сносно. Даже голова не раскалывалась. Но что-то было не так. Я по-другому себя ощущал.

Я дотронулся до груди и не услышал привычного присутствия зверя, который всегда жил там. Не было ни рыка, ни царапанья. Тишина. И только непривычная магия заполняла пустоту.

Я спохватился, вскочил, накинул на себя первое, что висело на спинке стула — серую рубашку, простые штаны, сапоги. Руки сами сделали всё быстро, по-военному.

Вышел в коридор, узкий, душный, пахнущий травами, мхом и молоком. Деревянные стены были тёплые, живые, словно хижина дышала. До этого я так не ощущал это пространство. Я прошёл вперёд и сразу попал в маленькую гостиную. Стол, растительные кресла, на столе чайник, чашки, блюдо с сухими ягодами и хлебом.

За столом сидели мама, бабушка… и Сиятельная Тьма.

Мама подскочила первой. Бабушка — следом, её глаза округлились, будто она увидела меня заново.

А Сиятельная Тьма не шелохнулась. Она продолжала пить чай — медленно, спокойно — и смотрела на меня, не мигая.

Я замер в проёме. Пальцы сжали дерево так, что черные когти вонзились в косяк. Я понял это только по тихому скрипу.

Мама и бабушка смотрели во все глаза, будто проверяли: точно ли это я.

— Очнулся… — выдохнула мама, шагнула ближе, но остановилась.

Бабушка прошептала почти благоговейно:

— Ты… изменился, внучек.

Я хрипло спросил, сам не узнавая своего голоса — он звучал ниже, спокойнее, без привычной надломленной