После развода в 40. Между нами твоя истинная - Екатерина Гераскина

— Что со мной?

Сиятельная Тьма поставила чашку.

— Ты сделал выбор, — сказала она ровно. — И он состоялся. Теперь ты — истинный фейри.

Я втянул воздух в легкие, на это я и рассчитывал. Значит, все получилось.

— Кристофер? — вырвалось у меня. Волнение за сына мешало нормально дышать. — Как он?

Сиятельная Тьма кивнула.

— С ним всё в порядке. Он спит. Стал сильнее.

Губы сами дрогнули, но я не позволил себе ни улыбки, ни облегчённого вздоха. Только ещё крепче впился когтями в косяк.

— Сколько прошло дней?

— Три.

— Орелия?

Ответила тоже Сиятельная Тьма, но уже с едва заметной усмешкой на уголке рта.

— Её вместе с Сандрой заперли, — сказала она и махнула рукой в сторону дальней двери. — Там.

Я коротко кивнул.

Ни мать, ни бабушка не попытались меня остановить. Мама только заглянула мне в лицо, будто хотела что-то сказать, но передумала. Бабушка сложила руки на груди, отступила.

Я прошёл к двери.

Шаги были бесшумные, почти кошачьи. Я это отметил краем сознания.

Я распахнул дверь.

Комната была небольшая. Две кровати, застеленные серыми покрывалами. На одной — сидела Орелия. На другой — Сандра, поджав колени к груди.

Они обе подняли головы так резко, будто их ударило.

Орелия…

С неё словно сняли маску прежней уверенности. Лицо бледное. Глаза опухшие. Платье висело на ней мешком — живот исчез, словно его никогда и не было.

Она увидела меня и в ней мгновенно вспыхнуло то самое, знакомое упрямство, но слишком поздно.

— Арден! — сорвалось с её губ, голос дрогнул. — Арден, я…

Я вошёл и закрыл за собой дверь.

Я не сел. Не подошёл ближе. Стоял и чувствовал, как внутри меня нет ни ярости дракона, ни этой болезненной отупляющей тяги, ни слабости. Только холодная ясность.

— На этом вся наша история заканчивается, Орелия, — бросил я равнодушно.

Она дёрнулась, как от пощечины.

— Что?.. Что ты…

— Ты больше не будешь носить мою фамилию.

Она взвизгнула — именно взвизгнула, по-девичьи, истерично.

— НЕТ! Арден, послушай! Я… я не хотела… я же… я была в отчаянии! Я думала…

— Ты думала о себе, — перебил я спокойно.

Слова были сухие, как выстрел. Она вскочила, пошатнулась, руками закрыла лицо.

— Я прошу прощения! Я клянусь, я больше не… я всё исправлю! Только не прогоняй меня! Только не…

Я смотрел на неё и видел не женщину, а ее поступок. Цепочку поступков. Ту, которая раз за разом подливала яд, раз за разом играла чужой волей, чужим телом, чужой жизнью. И сейчас её пустой живот был самым громким доказательством того, что она делала.

Я не почувствовал жалости. Ни капли.

— Твоим родителям будет сообщено, что ты отправляешься в монастырь, в северные земли, и твоя свобода будет ограничена только им. Ты магически будешь привязана к той земле, — произнёс я так же ровно. — Будешь замаливать грехи.

Она заорала так, что стены дрогнули.

— НИКОГДА! НИ ЗА ЧТО! Я не поеду туда! Это край земли! Там даже ничего не растет! Только камни и вечный холод! Ты не имеешь права! Я твоя жена!

— Я едва удерживаюсь от того, чтобы не свернуть тебе шею, — равнодушно протянул я. — И знаешь, что меня удерживает?

Орелия вытаращила глаза и инстинктивно схватилась за свою шею, прикрывая её дрожащими пальцами.

— То, что смерть была бы для тебя избавлением. Это слишком легко.

— Нет… — выдохнула она одними губами, побледнев. — Это не обсуждается, — сказал я ровно, без единой эмоции. — Ты отправляешься туда немедленно. Собирать вещи ты не будешь — там тебе выдадут монашеское платье. Твоим родителям принесут документы о разводе.

Орелия осела на край кровати, будто у неё отняли все силы. Она уставилась на меня круглыми глазами.

— Арден… пожалуйста… я же… я же носила твоего ребёнка… я…

— Ты убила его, — сказал я, не испытывая жалости.

И тишина после этих слов была мощнее любого крика.

Орелия открыла рот, но не издала ни звука. Только слёзы хлынули ещё сильнее. А потом она — как всегда — решила ударить туда, где, как ей казалось, было моё слабое место.

Туда, что ещё могло держать надо мной власть. Наша связь.

Её грудь вздымалась, взгляд зажегся злостью и торжеством:

— Я твоя истинная! — выкрикнула она, будто это могло её спасти. — Твой дракон не позволит этого! Он не позволит тебе меня бросить и упечь в Монастырь!

Я смотрел на неё спокойно. Слишком спокойно.

— Его больше нет. — произнёс я равнодушно. — Я избавился от него.

— А… — воздух сорвался с её губ.

— Ты шутишь? — голос сорвался на писк. — Ты… ты не мог.

Повисла тишина. Жуткая, вязкая. На её лице отразилось неверие.

Я видел, как она прислушивается к себе, как её зрачки меняются — вытягиваются, становятся драконьими. Она сейчас пытается звать моего зверя.

А потом я видел другое — как она белеет на глазах, отшатывается, дрожит так сильно, что едва держится на ногах, и снова смотрит на меня.

Медленно… мучительно медленно… до неё начинало доходить отравляющее осознание… конца.

— Как?.. — прошептала она. — Как такое возможно?.. Мы ведь истинные…

Я не ответил. Просто смотрел. Холодно. Прямо. Этого было достаточно.

— Прими как должное, — сказал я. — Дракона больше нет. Связи между нами — тоже.

Её лицо перекосило от ужаса.

— Я… я теперь умру?! — она подалась вперёд, цепляясь за корни на кровати. — Умру, потому что ты убил дракона?! Потому что ты отрезал меня от истинности?! Моя драконица умрет?

Я молчал.

Она находилась в шаге от истерики — от настоящего, животного ужаса. Но я стоял, как скала, и это ужасало её ещё больше.

Я перевёл взгляд на вторую кровать.

Сандра сидела, сжавшись, как мышь. Лицо серое, губы трясутся. Она пыталась стать меньше, исчезнуть, слиться с одеялом.

— А теперь ты, Сандра, — произнёс я.

Она подняла на меня глаза — огромные, стеклянные от ужаса.

— Ты пойдёшь с ней.

Она судорожно кивнула, а потом подалась вперёд, сползла с кровати, рухнула на колени. Вцепилась в мои колени, запрокинув голову, запричитала:

— Лорд… прошу… пощадите… не отправляйте меня на север… я не выдержу там…

— Всё решено.

— А если… если я вам кое-что расскажу… действительно важное, — она задыхалась, цепляясь за мои брюки, — Скажите, что… что передумаете?

— Что?! — взвизгнула Орелия, сорвавшись с кровати, и вцепилась Сандре в волосы, дёрнув так резко, что та вскрикнула.

Я поднял руку и призвал магию земли. Корни, что были вплетены в стены Холма Сиятельной Тьмы, вздрогнули и вырвались наружу, обвились вокруг обеих женщин и оттащили их друг