Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Согласно киваю головой — не возражаю.

Теперь, пожалуй, всё.

Поднимаюсь. Встаёт и ректор — я оме и этикет обязывает.

Не торопясь иду к двери.

— Fortitudo tua… (Ваша светлость…)

Оборачиваюсь:

— Etiam? (Да?)

— Quid… quid nunc tibi evenit… (То… что сейчас с вами происходит… оно…)

— Ut wisi enim ad minim… (Именно поэтому мне и надо вниз…)

— Non est quod loquor. Quam periculosum est vobis? (Я не о том, оме. Насколько оно опасно для вас?) — провожает меня ректор к выходу из кабинета.

О, как! Неужели кому-то интересно, что со мной происходит? И насколько оправдан этот интерес? Чего он хочет?

— Nescio quomodo huic quaestioni respondere debet, domine Rectore (Я не знаю, что ответить на этот вопрос, господин ректор), — отвечаю я почти в дверях.

Он открывает мне дверь и, чуть склонив голову, прощается со мной.

— Эрнест, зайди ко мне, — ректор зовёт секретаря к себе, а я, шагая прямо через всю приёмную, замечаю краем глаза того самого омегу с папкой для бумаг. Глаза его красны. Завидев меня, он прижимает папку к груди, пытаясь как бы защититься и медленно, спиной вперёд отступает к стене, пока не упирается в неё. Широко раскрытые, полные ужаса глаза следят за мной.

— Ам! — вот сейчас, если так сделаю, то он умрёт со страха.

А уж слухи теперь пойдут…

… честно сказать, мне безразлично, чем захлебнешься ты…

… Голов у трупов нет. Ни у кого…

Раз, два, три… пятнадцать… Пятнадцать человек… Они даже оружие выхватить не успели…

… лежащее навзничь тело альфы с закинутыми вверх руками… синий плащ измят и скомкан, пропитался натёкшей из обрубка шеи кровью… доспех вскрыт как консервная банка, грудь разорвана, видно, что жрали… из-под мятого металла видны клочья поддоспешника… на поясе кинжал и кошель… меча нет, оборван…

… Наклоняюсь и кончиком кинжала выковыриваю из-под клочков гамбезона на оставшемся от груди месиве пропитанный кровью с краю сложенный мятый листок бумаги. Лист давно уже носят так — на сгибах протёрся, но ещё цел…

Разворачиваю…

Карандашный рисунок…

Подпись… Ниже и наискосок: Господину Зигфриду Коху на добрую память. Минуты, проведённые с вами, были незабываемы. Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн, маркиз Аранда, младший сын Герхарда Фридриха, седьмого великого герцога Лоос-Корсварм…

Качнувшись, выдыхаю, прикрыв глаза ладонью.

К секретарю подойду завтра. А сейчас Лисбет… Если видение Силы о нём верно, то… я, скорее всего, этого не переживу…

А потом к послу Тилории. Надо осмотреть дом как следует. Посмотреть, что и как. Хоть дело и происходило ночью, но наверняка их кто-то мог видеть — жители Лирнесса частенько полуночничают.

В моих рассуждениях есть, конечно, изъян.

Если эти твари забрались в дом посла с целью пограбить, то наверняка выбрали такое время, когда их никто не смог бы увидеть. Однако же, проверить надо. При этом, мне до сих пор неизвестно, взяли ли они что-нибудь или нет. Если утащили, то искать проще будет. Наверняка что-то ценное. И скорее всего они его уже сбыли. А это даст мне скупщика, который видел их лица. Они сейчас на дно залегли — убийство ребёнка в доме посла наделало много шума. Спокойный Лирнесс всколыхнули слухи один другого причудливее и страшнее.

* * *

Сосредотачиваюсь, вспоминая Лисбета, его ласковые тёплые глаза, руки, волосы. Кха! Меня качнуло, голова закружилась от напряжения, казалось, на мгновение я потерял сознание, но нет. Нос меня не разочаровывает. Пахнет лекарствами, овечьей шерстью и ноткой иланг-иланга — таким желанным запахом моего маленького целителя.

— Оме! — вскрикивает Лисбет.

Он здесь! Я успел!

Оглядываю просторную светлую белёную комнату. Окна её выходят в сад и тени листьев, перебегают и шевелятся по белым занавескам распахнутого окна, по полу, крашеному тёмно-жёлтой масляной краской…

Волна страха пробегает вокруг и заставляет двух мальчиков-омег в белых полотняных рубашках и тёмных жилетиках, отшатнувшись, прижаться к стенам комнаты. Слава Силе, посетителей сейчас у Лисбета нет. Маленький целитель сидит у стола, перо отложил в сторòну и с всё больше нарастающей тревогой и беспокойством смотрит на меня.

Сил стоять у меня не много и я сажусь на кушетку, застеленную белой простынёй.

— Оме Лисбет, — отпыхиваюсь я, с трудом проталкивая воздух в лёгкие, — я за вами…

— Н-но… я планировал только завтра… Что-то случилось?

Отрицательно мотаю головой. Ничего не случилось, хороший мой, ничего… И теперь не случится… И ручки твои замечательные, и ножки — взгляд мой упёрся под стол, за которым сидел целитель… Чёрные туфли-лодочки с пряжками, белые чулки, тёмные, немаркие штаны до колен… Всё на месте… теперь будет…

Мальчики-омеги тихо, как мышки, наблюдают за мной, вцепившись друг в друга.

Отдышавшись, встаю, шагаю к Лисбету. Меня повело в сторòну и целитель, выскочив из-за стола, бросается ко мне. Хороший мой! Хватаю его, облапив, а он…

Со мной рядом сейчас плохо… Всем… А он, положив мне руки на грудь, смотрит снизу вверх мне в лицо и улыбается. И волна божественного светлого иланг-иланга накрывает нас обоих. Заставляя вспомнить тот вечер в его доме, когда мы сидели у настежь распахнутых в сад дверей гостиной и говорили обо всём на свете и не могли наговориться… сидели почти до утра…

— Что с вами, ваша светлость, — носик Лисбета морщится в улыбке, розовые нежные губы сдвигаются, открывая белоснежные зубки.

— Завтра… — я окидываю взглядом милое лицо, будто стараясь запомнить его, и в то же время увидеть что-то новое, — завтра вы должны закончить свою поездку…

Лисбет согласно кивает головой. Именно завтра он и планировал отплыть в Лирнесс.

— Я приду за вами… оме Лисбет и заберу вас в город…

— Ах, нет оме Ульрих! Я не один и благополучно доберусь на лодке…

— Если нет, то… Вы погибнете, оме Лисбет… — оскаливаюсь я, приоткрывая начавшие меняться зубы (вчера обнаружил), — и дети тоже…

Испуг мелькнул в глазах целителя. Мелькнул и пропал.

Маленькая ручка — та, что должна быть отрублена на палубе пиратского корабля, протянулась к моему лицу, медленно, ласково погладила меня по щеке, поправила прядь волос…

— Бедный… Вы так спешили ко мне? — улыбается мне Лисбет, а сам едва сдерживает свой страх, но продолжает гладить меня по пышущей румянцем щеке.

Да! Чёрт возьми, я спешил! К тебе! Я заберу тебя. И детей тоже. Я не дам… Я поломаю твоё будущее! И внутри у меня снова родилось, проснулось то чувство, что так ярко проявилось во время моего соития с Шиарре… нет, с Вивианом… или всё-таки с Шиарре?

— Но что с