Незваная - Ксения Скворцова

Она остановилась и огляделась. После свадьбы Мстиша успела побывать во многих из этих усадеб с Ратмиром, и везде её принимали с почестями. Могла ли она надеяться, что в нынешнем виде к ней проявят хотя бы крупицу того уважения? Хотя бы сострадание? Милосердие?

Мстислава совсем ссутулилась. Всё напрасно. С таким трудом вырвавшись из лап разбойников, она всё равно никогда не сможет вырваться из той бездны, что разделяла её прошлую и теперешнюю жизни. Ей никогда не попасть в княжеский терем и даже издалека не увидеть Ратмира. Ни Ратмира, ни тату, ни Стояну, ни Векшу… Воспоминание кольнуло грудь. Как посмеялась над Мстишей Пряха, поменяв их местами! Ныне её бывшая служанка наверняка уже была боярыней, женой воеводы, а она, княжна, — жалкой оборванкой.

Мстислава уже была готова заплакать, когда сквозь мрак её горестных мыслей прорвался слабый луч надежды. Ведь она знала, где стоял дом Хорта, они с Ратмиром бывали у него в гостях, а после Мстиша дразнила Векшу, описывая её будущие хоромы, вгоняя девушку в краску. Зная доброту бывшей чернавки, Мстислава могла надеяться на то, что та не прогонит попавшую в беду знахарку. Что, если попросить её о приюте? Попроситься к ней в челядинки?

Сама мысль об этом причиняла Мстише почти телесные муки, выворачивая нутро наизнанку. Ей, госпоже, просить милостыню у бывшей прислужницы! А что, если Векша согласится? Быть на посылках у колдуна или получать оплеухи от разбойников было для Мстиславы не так оскорбительно, как сделаться служанкой собственной чернавки. Но, перетерпев поднявшуюся волну дурноты, княжна заставила себя смириться. Ей придётся испить эту чашу до последнего. Нет такого унижения, на которое она не пойдёт, чтобы вернуть Ратмира. Чтобы вернуть себя.

У ворот усадьбы Хорта стояло двое дюжих молодцев. Мстиша поправила растрепавшиеся волосы, но это не помогло: стражники хмуро уставились на незваную гостью. Давно миновали те дни, когда Мстислава не то что не поздоровалась бы, а и в их сторону не взглянула. Она медленно поклонилась — каждое движение давалось с трудом и болью — и как могла приветливо обратилась к привратникам:

— День добрый. Госпожа Векша тут ли живёт?

Стражники переглянулись. Не удостаивая Мстишу ответом, один из молодцев нарочито оглядел её с ног до головы, красноречиво задерживаясь на ободранном рукаве и грязных, стоптанных опорках.

— Из какой подворотни вылезла, туда и возвращайся.

Мстислава пошатнулась. Оказывается, слова могут бить не хуже плётки.

— Ты гляди, она на ногах еле держится! — хмыкнул другой привратник. — Солнце ещё над головой, а уже надралась, вон, как рожа опухла.

— Совести нет, честных людей срамите, богов не боитесь! — дрожащим гневом и обидой голосом проговорила княжна. От беспомощности и несправедливости к горлу подступили слёзы.

— Видали мы таких честных людей, — хмыкнул стражник, складывая руки на груди, — подзаборников да бродяг.

— Да как ты смеешь! — из последних сил возмутилась Мстиша. — Мне надобно с госпожой твоей увидеться!

— Ишь ты, — угрожающе насупился второй и сделал шаг вперёд, наступая на княжну. — Тоже мне, с суконным рылом, да в калачный ряд суётся! Пошла вон, гуменница!

Мстислава против воли попятилась, но оступилась и, не удержав равновесие, повалилась на землю.

— Прошу вас, помогите! За мной гонятся, они убьют меня… Я молю вас! — совершенно забыв о гордости, отчаянно крикнула Мстиша, но ответом был злорадный смех привратников.

— Что гогочете, как гусаки? — раздался позади знакомый резкий голос.

Стражники тотчас замолчали, а Мстиша обомлела. Неуклюже обернувшись, она увидела наездника на статном вороном коне. Он ловко спешился и, сердито сунув повод одному из своих людей, подошёл к княжне. Сердце Мстиславы замерло. Если у неё была слабая надежда попасть в усадьбу через привратников, то она разрушилась в один миг под внимательным хмурым взглядом чуть раскосых глаз. Точно воплощение злого рока, Хорт всегда оказывался рядом в самые страшные мгновения её жизни, и Мстиша едва сдержала всхлип, готовясь полететь в канаву, когда он вдруг потянулся к ней. Но вместо того, чтобы вышвырнуть Мстиславу подальше от своего дома, воевода выставил ладонь вперёд, предлагая помочь ей встать.

— Победить беззащитную девчонку — не подвиг, — сквозь зубы процедил Хорт, поднимая Мстишу. В серых глазах, которые цепко и со знанием дела ощупывали её, было лишь сострадание, хотя Мстислава ожидала увидеть брезгливость. — Разве забыли, что госпожа вам наказала? Идём, — смягчившимся голосом обратился Хорт к Мстише.

Она была бы рада повиноваться, но стоило сделать шаг, как колени подкосились. Силы наконец оставили Мстиславу и она закрыла глаза, почти равнодушно готовясь к удару о землю. Но вместо падения последним, что княжна запомнила, прежде чем наконец сдаться беспамятству, было ощущение полёта.

13. Облава.

Когда Мстиша пришла в себя, в первые мгновения показалось, будто она попала в горницу Гостемилы, где та привечала сирых и убогих: здесь так же приятно пахло яблоками, душистой сосновой лучиной и чистым, высохшим на солнце бельём. Но воспоминания о том, где она находится на самом деле и как сюда попала, быстро нагнали княжну. Миг назад спокойное, расслабленное тело напружинилось в тревоге, и Мстислава передумала открывать глаза: если заметят, что она очнулась, наверняка быстро выставят вон.

Княжна прислушалась и поняла, что была не одна. Где-то поблизости перешёптывались женщины, размеренно шелестела льняная нитка на прялке. Против воли Мстиша шевельнулась, и голоса затихли.

— Проснулась, никак? — негромко спросил кто-то.

Раздалось шуршание, тихо скрипнула половица, и Мстислава услышала рядом с собой дыхание. Шорохи опять отдалились.

— Да нет, спит. Спит, горемычная.

Послышался вздох.

— Вся побита, вся истерзана, — сердобольно проговорила одна из женщин и цокнула языком. — Хлебнула, видать, лиха: места живого на девке нет, одни багровины.

Княжна почувствовала, как к груди подступил ком, и с трудом подавила всхлип. Сострадание незнакомок, лиц которых она даже не видела, неожиданно сильно растрогало её. Это были первые за последнее время добрые слова, что Мстише приходилось слышать, и жалость к самой себе, которую она так долго заталкивала в дальний угол души, всколыхнулась и отозвалась, точно потерявшийся щенок на случайную ласку. Силясь не разрыдаться, Мстислава судорожно вздохнула и открыла глаза.

— Очнулась, — удивилась худосочная пожилая женщина с загорелым лицом, расчерченным морщинками. На коленях она держала рубашку, которую, видимо, чинила.

— Надо госпоже сказать, как раз милостыню закончила раздавать, голубушка наша, — пробормотала вторая, толстенькая и приземистая. Отложив веретено, она