Убийство ворон - Эвелин Флуд

Если бы я дал ему уйти.

Я хочу ее целую. Полную жизни и не сломленную, яркую и страстную, Катарину, которая наносит удары со страстью так же легко, как тает в моих объятиях. И без него она никогда бы снова не была той Катариной.

Что ставит еще один вопрос. Я снова и снова прокручиваю его в голове, пытаясь решить.

Не сомневаюсь, что она принадлежит мне. Она принадлежит мне в том же смысле, в каком я принадлежу ей. В том смысле, в каком я всегда принадлежал ей.

Я отталкиваю слова моего отца. До этого не дойдет. Я позабочусь об этом, позабочусь о том, чтобы я никогда не стоял напротив нее как ее враг. Я бы упал на колени и позволил ей перерезать мне горло, прежде чем поднял бы на нее оружие.

Но ведь есть еще Доменико Росси.

Как она вообще может быть по-настоящему моей… когда она так явно и его тоже?

А потом — эта тень. Я почувствовал её. Почувствовал, как она опустилась на неё, даже когда она смягчилась рядом со мной, когда её пальцы вцепились в мои волосы, будто я — единственное, что удерживает её на ногах, когда она уступала моим губам так, как я всегда хотел, чтобы она уступала мне.

Что-то её тревожит. Что-то, что омрачает её лицо, когда она думает, что я не смотрю. Это висело над нами даже тогда, когда я вёз нас в больницу, даже когда она позволила мне переплести наши пальцы и оставить их у себя на колене. Её лицо было повернуто к окну — уставшее, немного потерянное.

Я не врал, когда сказал ей это. Любить Катерину — это сложная игра.

Но ничего стоящего не даётся легко.

Она прислоняется лбом к его руке, шепча слова, которые не могу разобрать, когда я отворачиваюсь, чтобы дать ей хоть какое-то подобие уединения, проверяя свой телефон.

Я просматриваю сообщения от Рокко, отрывистый ответ на мои указания, говорит мне о том, что он не очень то мной доволен. В последние дни я не был так сосредоточен, как следовало бы, но теперь, когда il bacio della morte снята с головы Кэт, я могу легко вернуться в русло.

Когда я просматриваю свои уведомления, мое внимание зацепляется за электронное письмо, висящее непрочитанным в моем почтовом ящике. Просматривая его, я чувствую, как мои брови хмурятся, даже когда мой взгляд перемещается на Катарину. Я перечитываю его еще раз, обдумывая, а затем открываю пустое сообщение. Мои пальцы порхают по экрану, мои слова кратки, но достаточны.

«Я принимаю предложение.»

Потому что, несмотря на отмену смертного приговора Фаско, я все еще чувствую опасность, витающую в воздухе. Отчет, который я только что прочитал, только укрепляет эти подозрения, превращая их в знание.

И все это сосредоточено вокруг нее.

Мой телефон вибрирует, и я смотрю на его ответ.

«Я буду готов.»

Я не допущу, чтобы с Катариной что-то случилось в мое дежурство. Даже если для этого придется временно заключить союз с Лучиано Морелли, чтобы убедиться в этом.

Глава тридцать пятая. Катарина

Пальцы моей руки запутались в волосах. — Катарина.

Осознание приходит медленно. Как в тумане, я поднимаю голову, моргаю, чтобы прояснить зрение, осматриваюсь по сторонам.

— Кэт.

Раздается кашель, сухой и отрывистый, и я вскидываю голову. Доменико наблюдает за мной, его серые глаза подчеркнуты темно-фиолетовыми кругами. Живой. — Ты дерьмово выглядишь.

Он закрывает глаза, и из него вырывается грубый смешок. — Попробовала бы ты отравиться.

Отравлен. Из-за меня.

Его глаза снова открываются, и он поворачивает свои пальцы туда, где я держу его за руку, переплетая их с моими. — Выкинь из головы эти мысли.

Я смотрю на наши переплетенные руки.

— Дом, — шепчу я. — Я думала...

— Отдай мне должное. — Он слегка улыбается. — Как видишь, я крепче чем кажется.

Выдыхая, я опускаю голову ему на бок, вдыхая его запах поверх резкого, стерильного медицинского запаха. Он все еще здесь. — Тебе больше нельзя пробовать мою еду. Я запрещаю это.

Он сжимает мою руку с мягким упреком. — Это моя работа, Кэт. Если бы я этого не сделал, на этой койке была бы ты. Если бы ты вообще выжила.

Его голос звучит немного тверже, и мрачный тон заставляет меня покачать головой. — Значит, для тебя нормально оказаться здесь, но мне нет.

— Звучит примерно так. — Он пытается пошевелиться, подтянуться, прежде чем со стоном падает обратно. — Господи. Помоги мне подняться.

— Зачем? — Я осторожно обнимаю его за плечи. Страдальческий хрип вырывается у него, когда он вцепляется руками в металлические прутья по бокам кровати.

— Я выписываюсь.

Я роняю его. Наполовину от удивления, но и наполовину от явного гребаного раздражения, потому что Доменико Росси, несомненно, самый упрямый мужчина, которого я когда-либо встречала.

И это действительно о чем-то говорит, учитывая мое воспитание. — Ты не выписываешь!

Он бросает на меня страдальческий взгляд. — Ты не вернешься туда без меня. Я запрещаю это.

Теперь это официально — я раздражена на все сто, блядь, процентов.

Он стонет, когда я бью его в плечо: — Да твою ж мать, Кэт. Я в больнице, женщина. Сжалься хоть немного.

Скрестив руки, я сверлю его взглядом:

— Ты не можешь сидеть сразу на двух стульях, Доменико. И вообще — что, чёрт возьми, значит: я запрещаю?

— Кто-то пытался тебя отравить. Мне нужно выяснить, кто.

Он продолжает пытаться подтянуться, но каждый раз терпит неудачу. Тем временем я стою там, постукивая ногами по полу и размышляя, не стоит ли мне просто нокаутировать его.

Он бы больше отдохнул. Я бы чувствовала себя намного спокойнее.

Кажется, что это беспроигрышный вариант.

Когда он, наконец, опускается обратно, его грудь тяжело вздымается, я подхожу и толкаю его в грудь. — Ты закончил?

Он морщится, крепко зажмуривая глаза. — Я попробую снова через минуту.

Я делаю глубокий вдох. Глубокий, очень глубокий вдох. А потом еще один, молясь о терпении. — Если ты закончил со своим маленьким псевдо-суперменским спектаклем, я вообще-то могла бы тебе уже объяснить, что я уже знаю, кто это сделал, потому что я не совсем бесполезная, и ты мог бы послушать. Вместо того, чтобы бросаться сломя голову, хотя ты был мертв несколько чертовых часов назад.

— Кэт... — его голос звучит умоляюще, но я ничего