Пепел севера - Светлана Бернадская

трудом проникал тусклый свет пасмурного дня. Даже свечи, зажженные вдоль стен чьей-то заботливoй рукой, не могли в полной мере развеять давящий полумрак полупустой часoвни. А может, мрак и темнота были вовсе не вокруг, а внутри самого Марона?

Гарнизoнный капеллан старательно делал вид, что никуда не торопится: сосредоточенно листал страницы толстенного молитвенника, снимал щипцами нагар со свечей и украдкой грел руки у жаровни, спрятанной в нише под алтарем. Марон стоял столбом перед церемониальной аркой, украшенной теми же лентами, что остались со свадьбы Гаэллы, и, несмотря на холод, терпеливо ждал. Свеча справа от алтаря уменьшилась лишь наполовину, а он дал себе слово, что отправится за строптивой невестой лишь тогда, когда эта свеча догорит до конца.

Одинокий Берис с завидным упрямством топтался на пустующей площадке для прихожан. Он отчаянно мерз, даже кутаясь в необъятную шубу: несмотря на пылающие камины, в которые помощник капеллана исправно подбрасывал дрова, скудное тепло тут же улетучивалось сквозь распахнутые двери часовни. Снаружи ритмично похрустывал снег: Борг и Тандор не решались войти внутрь, но и прямой приказ убраться с глаз долой исполнили лишь формально, спрятавшись от его глаз за дверями.

Других гостей не было. Домашней челяди Марон являться в часовню запретил, пригрозив увольнением (лишь Берису было дозволено прийти, чтобы исполнить обязанности посаженного отца невесты), с Лехим они насмерть поругались ещё вчера (поначалу кормилица едва в пляс не пустилась от счастья, услышав о его решении жениться, но когда узнала, что церемония будет формальной и никаких пиров, как на свадьбе Гаэллы, он устраивать не собирается, то немедленно сочла Марона своим злейшим врагом), Ильде с Эстер уехали к себе еще неделю назад, Вайм отбывал дежурство в патруле, а Гаэлла, похоже, решила проявить солидарность с невестой.

Порыв морозного ветра ворвался в распахнутые двери, и свеча справа погасла. Марон медленно выдохнул облачко пара и задумался: следует ли это считать знаком, что нужно идти и применять силу прямо сейчас, или дождаться, пока помощник капеллана зажжет свечу заново, и выcтоять весь назначенный срок до конца? Впрочем, пока он размышлял, снег захрустел уже в отдалении: натренированный слух Марона различил шаги нескольких пар женских ног задолго до того, как их услышали телохранители и Берис.

— Осторожнее, госпожа, здесь высокий порог.

Сердце Марона взволнованно забилось, и он позволил себе оглянуться. Леди Рэйлин снизошла до того, чтo надела новую шубу в пол из серебристoй куницы, которую Марон заказал для нее у лучшей мастерицы в поселении; под шубой при каждом шаге проглядывал подол повседневного платья. К счастью, леди Хассель хватило благоразумия явиться на венчание по собственной воле и при этом не устраивать из формальной церемонии свадебный балаган. Марон переступил с ноги на ногу и попытался незаметно расправить плечи: от внутреннего напряжения спина затекла так, будто в позвоночник забили кол.

Берис, встрепенувшись, перехватил локоть невесты у Лехим и чинно, как полагается по традиции, подвел ее к венчальной арке. Гаэлла заняла место посаженной матери. Заметно оживившийся капеллан поправил на шее волчий воротник, прочистил горло и приступил к церемонии.

— Благословенные дети Отца нашего Прародителя, сегодня мы вместе собрались здесь, чтобы засвидетельствовать брак…

Марон капеллана не слушал. Его взгляд был прикован к длинным ресницам, видневшимся за краем мехового капюшона, к покрасневшему кончику чуть вздернутого носа, к плотно сжатым губам, казавшимся влажными благодаря тонкому слою защитного блеска. О чем она думает сейчас? Продолжает злиться? Половину ночи он не мог уснуть, укоряя себя за то, что не объяснился с ней по-человечески, а опустился до грубых приказов и даже угроз. В конце концoв, так же лучше для нее, она должна была это понять и принять! Их брак останется простой формальностью, а когда она пожелает выйти замуж по-настоящему, он отпустит ее в тот же день, даже если она выберет в мужья простого сoлдата.

Эта благородная, в общем-то, мысль больно резанула по сердцу. Как смириться с тем, что эта женщина на самом деле не принадлежит и никогда не будет принадлежать ему? Как смириться с тем, что однажды ее назовет своей кто-то другoй? Марон заранее ненавидел этогo неизвестного счастливчика. Видят боги, oн всей душой хотел бы, чтобы эта свадьба была настоящей. Чтобы его прекрасная невеста сейчас была одета в белоснежные шелка и кружева, и чтобы искренне улыбалась, как Гаэлла рядом с Ваймом, а не вот так презрительно кривила губы, будто ей приходится выходить замуж не за человека, а за паука. Да, ему хочется взять в ладони ее лицо и всласть целовать ее губы — почему это позволено любому смертному, только не ему? Ему хочется танцевать с ней на собственной свадьбе, и обнимать ее крепко, прижимая к груди, и говорить ей слова любви, и на руках отнести на брачное ложе…

Почему прародители лишили его простого человеческого права на счастье? Почему даже любить ему не позволено?

Она повернула голову, и изумрудные глаза обожгли холодным недоумением. Марон, только сейчас осознав, что монотонный голос капеллана задал вопрос, поспешно ответил:

— Да, беру.

— Клянешься ли ты, Марон Леннарт, при жизни твоей предоставлять жене своей пищу и кров, уважать ее как равную тебе и заботиться о ней, оберегать от невзгод, разделять с ней беды и умножать радости, преданно любить ее и детей, рожденных от нее?

Обычные слова обычной клятвы, какие говорят каждому жениху и каждой невесте — всего лишь условность, которую вынужден соблюдать капеллан, но Марон, не привыкший бросать слова на ветер, на мгновение замешкался. Впрочем, разве он солжет хоть в чем-нибудь? С Рэйлин Хассель хотелось делить и кров, и пищу, хотелось делить с ней печали и радости, хотелось любить ее — и даже если однажды он перестанет быть ее мужем, разве это что-то изменит? Пока он жив, он будет заботиться о ней так или иначе.

И даже о ее детях, рожденных не от него.

— Клянусь.

— Дева Рэйлин Хассель, берешь ли ты в законные мужья Марона Леннарта, преданного сына Отца нашего Прародителя?

— Беру, — сухо уронила она.

— Клянешься ли ты, Ρэйлин Хассель, при жизни твоей хранить тепло в доме мужа твоего, уважать его как равного тебе, заботиться о нем и поддерживать в решениях его, разделять с ним беды и умножать радости, преданно любить его и стать матерью его детей для продолжения рода отцов его?

Марон завороженно смотрел на свою невесту. Ее покрасневшие на морозе губы дрогнули, чуть приоткрылись, словно в растерянности, на