Поздравляю, Сеул! - Катерина Райдер

Даша… – повторил Тэя́н до дрожи вкрадчиво, сжав мои ладони сильнее. – Это значит… Я люблю тебя… – объяснил он и все, что мне было известно об этом мужчине, да и о себе самой, раскололась на «до» и «после».

– Тэя́н… – едва слышно прошептала я, но Мин протестующе качнул головой, желая добавить к своему признанию что-то еще.

– Позволь мне высказаться, прошу…

Я смиренно кивнула, ощущая дрожь во всем теле, но вызванную не страхом, как прежде, а волнительным предвкушением и… Счастьем?..

– Я полюбил тебя с первого взгляда, с той самой секунды, когда мы случайно столкнулись в университетском коридоре. Уверен, ты не помнишь той встречи, ведь за четыре года я так и не смог набраться смелости, чтобы представиться. Но если бы мне тогда хватило мужества… Если бы я был рядом тем проклятым вечером… Если бы… – И Тэя́н, зажмурившись, еле слышно простонал, на что каждая клеточка внутри меня сжалась в желании его утешить.

Пару секунд спустя Мин заговорил вновь, но уже гораздо тише, мучительно хмуря брови, будто слова царапали его горло изнутри осколками.

– После возвращения в Корею я каждый день винил себя за то, что не решился подойти, не уследил, пришел слишком поздно, а затем позволил адвокатам отца отослать меня домой. По ночам, закрывая глаза, я снова и снова переживал те ужасающие минуты, представлял, как собственными руками выбиваю из тех ублюдков жизнь до последней капли. Казалось, еще немного, и чувство вины сведет меня с ума. Представить страшно, каково пришлось тебе, ведь ты справлялась с кошмарами прошлого совсем одна… Прости за это…

– Тэя́н, но ведь ты не виноват в том, что случилось… – вновь попыталась возразить я, однако безуспешно: сейчас Мин был способен лишь говорить, не слушать.

– Когда ты вышла из такси здесь, в Пусане, я на миг решил, что все-таки спятил. Год выдался трудный. Проблемы навалились со всех сторон, но я старался жить достойно. Может, поэтому судьба решила проявить ко мне столь невиданную благосклонность и подарить шанс, о котором я прежде и мечтать не смел. Знаю, нужно было с самого начала рассказать тебе правду, признаться в том, кто я и что нас связывает, но я снова испугался, ведь между нами стояло прошлое, ужасное прошлое… И упущенное время. Впрочем, ни то, ни другое не сумело изменить моих чувств. Пусть с огромным опозданием, но я хочу признаться в том, что безумно люблю тебя, Даша, и пойму, если ты не примешь мои чувства после всего, что я совершил.

Тэя́н на мгновение прикрыл веки, вслушиваясь в тишину, сделал глубокий вдох и снова посмотрел мне в глаза. Его плечи отчего-то испуганно вздрогнули, рука потянулась к моему лицу, но так и не решилась прикоснуться, замерев в нескольких сантиметрах. А я вдруг безмерно сильно захотела ощутить тепло его ладони… Пришлось до боли сжать пальцы в кулак, чтобы справиться с внезапным порывом и не позволить себе потянуться навстречу. Лишь несколько секунд спустя, когда с моего подбородка сорвалась слеза, покатившись под ворот больничной рубашки, стало ясно: Мин хотел поймать ее, прежде чем та обожжет кожу, но побоялся пересечь черту, которую я так старательно вырисовывала все эти дни.

– Пожалуйста, не плачь, – прошептал он, не в силах сдержать собственных слез, звездами блестевших в невероятно красивых полумесяцах. И, глядя в эти полные нежности глаза, я не смогла устоять: прильнула щекой к горячей ладони.

Сеул судорожно сглотнул, смотря на меня с изумлением, словно не мог поверить в происходящее. Его дыхание участилось, задрожав на приоткрытых губах. Кристаллы слезинок, сорвавшись с длинных ресниц, прочертили к уголкам чувственного рта две влажные полосы. А затем, не в силах совладать с желанием, кореец устремился вперед, заключая меня в крепкие, но невероятно бережные объятия. Зажмурившись, я позволила себе раствориться в них, ощущая всем телом, как отчаянно громко бьётся чужое сердце в унисон с моим…

Глава 16

Солнце почти достигло зенита. Я созерцала огромный слепящий шар сквозь оконное стекло палаты, пытаясь осмыслить, насколько радикально поменялась моя жизнь за последние дни. Если начистоту, жизнь-то осталась прежней: мне все еще было тридцать лет, я занимала должность выпускающего редактора в журнале «Шик» (по крайней мере, официально меня пока не уволили), проживала в элитном жилом комплексе Москвы и не испытывала финансовых трудностей. Но вот что действительно изменилось, так это я сама. Или, если быть точнее, восприятие происходящего…

До вчерашнего вечера моя уверенность в том, что сближение с окружающими лишь создает препятствия, оставалась непоколебимой. Я привыкла следовать принципу «хочешь сделать хорошо – сделай сам», не полагаясь на чужую помощь, не прося о ней и даже не допуская мысли об этом. Ошиблась – сама виновата. Взяла новую высоту – честно заслужила. Все просто, понятно, без сомнений и эмоциональных дрязг. Мне не нужна была поддержка со стороны или чье-либо одобрение. Я шла напролом, четко определяя цель, не отвлекаясь на личное, упорно преодолевая ступень за ступенью. И пусть в кругу коллег меня прозвали властной и бескомпромиссной эгоисткой. Я не принимала эти слова близко к сердцу, потому что уже очень давно не слышала его голос. Но с появлением Кати и Тэя́на в моей взвешенной до мелочей жизни все знатно запуталось…

Взгляд, оторвавшись от окна, скользнул по украшенной светодиодной гирляндой стене, останавливаясь на небольшой искусственной елке, которую по просьбе Мина приволок его друг, как и мой чемодан. Я слишком давно не праздновала ни Новый год, ни Рождество, тем более католическое, уверяя себя, что подобные пиршества – пустая трата времени и денег. Однако этим утром ко мне пришло осознание: истинной причиной сего выбора являлась подсознательная боязнь усомниться в одержимой приверженности одиночеству. Даже когда Вика приглашала меня в гости, я отказывалась, ссылаясь на плотный график и другие несуществующие заботы, ведь знала наверняка: после придется привыкать к тишине заново. Это противоречило моему собственному утверждению, что одиночество отнюдь не наказание, а привилегия, доступная немногим. Вот и сейчас, вспоминая, как мы допоздна украшали палату, смеялись, дурачились, разглядывая нелепые отражения в стеклянных шарах, а потом, наслаждаясь корейскими закусками, проводили время за детской настольной игрой, я чувствовала липкие щупальца страха, которые, проникая под кожу, сдавливали легкие. Что со мной станет, когда я вернусь в Москву, войду в свою роскошную, но такую холодную квартиру, спрячу за семью печатями ту Дашу, которой позволила быть себе вчера? Сможет ли она уйти по-тихому? Захочет ли уступить? Как остаться прежней, зная, что можно жить