Поздравляю, Сеул! - Катерина Райдер

Егоров поджидал меня в коридоре со стаканом сока в руках. Я, утаив услышанное, сообщила ему о своем намерении уйти, однако он убедил задержаться еще на полчаса, потому что ждал какого-то паренька, обещавшего принести конспекты. Вскоре с организмом начало происходить нечто странное: замутило, на глаза легла пелена, которая то становилась плотнее, то прояснялась. Перепугавшись, я попросила Данилу проводить меня до общежития. Он, так и не дождавшись учебных материалов, незамедлительно принес наши куртки, помог одеться и под руку вывел дезориентированную меня на улицу.

Свежий морозный воздух слегка поумерил тошноту, но ноги оказались настолько ватными, что я едва могла передвигаться. Егоров, следя за тем, чтобы я не поскользнулась на покрытой снегом корке льда, уверенно повел меня, как думалось, в сторону общежития. Однако спустя некоторое время стало очевидно: мы двигались в противоположном направлении. И это, разумеется, вызвало массу вопросов.

Я остановилась, требуя объяснений. Язык во рту ворочался с трудом, страшно хотелось пить, а голова то и дело кружилась. Мелькнула мысль: «Пора звонить в скорую». Сказав об этом Даниле, я попыталась высвободиться из его цепких объятий, но однокурсник вдруг переменился… Крикнул, чтобы я не дергалась, и, схватив крепче, поволок дальше, заявив, что эту ночь мы проведем в квартире Матвея; и вообще, он делает мне одолжение, ведь большая половина девчонок в кампусе мечтает оказаться на моем месте.

Тревога захлестнула помутившееся сознание волной разрушительной паники. Затошнило с новой силой. В горле возник противный сладко-горький вкус грейпфрутового сока, которым Егоров угостил меня полчаса назад! А ведь кроме него я ничего не пила…

Пазл сложился мгновенно, открывая страшную истину: меня опоили. Если я немедленно не освобожусь, не убегу прочь от подонка, то действительно стану «главным гвоздем программы»…

Выбрав, как мне показалось, удачный момент, я, собравшись с остатками сил, вырвала руку, бросаясь наутек не разбирая дороги, и слишком поздно осознала, что бегу по тропинке, ведущей вглубь Юго-Западного лесопарка. Вместо того чтобы ринуться к общежитию или на оживленную улицу, где можно было позвать на помощь.

Данила настиг меня возле спортивной площадки, сбил с ног и опрокинул на промозглую землю. Краем глаза я заметила, как к нам приближаются его приятели: тот самый хозяин квартиры Матвей и Гриша. Словно парочка голодных гиен, они принялись кружить вокруг, насмешливо скалясь и выкрикивая разные мерзости, пока Егоров, шаря своими ледяными руками под моей одеждой, выплевывал в пылающее от слез лицо: «Я хотел, чтобы тебе тоже понравилось, но раз ты такая идиотка, мы сделаем это прямо здесь».

Я пыталась сопротивляться: отчаянно извивалась под тяжестью мужского тела, отчего снег проникал всюду, обжигая кожу; хватала насильника за руки, надеясь помешать ему расстегнуть джинсы; уворачивалась от липких мокрых поцелуев, оставляющих на заплаканном лице тошнотворный запах перегара. Но все было тщетно… Сознание, как и силы, безнадежно от меня уплывали… В итоге остались лишь черное небо, прячущее жесткие московские звезды за зловещими ветвями деревьев, невыносимый холод, поглотивший разбитое вдребезги сердце, и снег, лениво укрывающий белоснежным саваном землю, обещавшую стать моим последним пристанищем…

На том воспоминания обрывались. В стремлении оградиться от боли разум начисто стер из памяти то, что последовало за разорванной Егоровым блузкой. Однако теперь сквозь пелену тумана, плотно окутавшего спрятанное на задворках сознания, начали пробиваться подлинные обрывки событий: парень, схвативший Данилу за шкирку и отшвырнувший его в сторону. Теплая замшевая куртка, которой он накрыл мое озябшее тело. Драка, яростные крики и кровь на руках незнакомца, так ласково гладящего меня по щекам после, умоляющего очнуться.

Его голос был низким, осипшим. Произношение немного странное, будто с акцентом. А взгляд казался таким чарующе теплым, льющимся солнечными лучами из полных заботы и тревоги глаз-полумесяцев.

– Даша, ты меня слышишь?! Умоляю, приди в себя! Все будет хорошо, обещаю… – шептал он испуганно, нежно, с искренней болью. И мне до отчаяния хотелось ему верить…

Я не собиралась идти на эту вечеринку и не должна была отступать от своих планов. Потому столь самозабвенно и одержимо держалась их на протяжении следующих лет, не допуская и мысли о том, что можно жить по-другому.

* * *

Голова гудела как после тяжелого похмелья, сухость в горле и ломота в теле намекали на то же… Но что именно предшествовало пробуждению, вспомнить не удавалось…

Я с трудом разлепила глаза, однако кроме неясных очертаний комнаты ничего разглядеть не вышло. Виски вдруг сдавило от боли, в ушах зазвенело. Веки вновь опустились под тяжестью ресниц, погружая меня во тьму.

Что же произошло? Где я находилась? Почему чувствую себя так, будто провела последние несколько часов в мясорубке? Здравый смысл подсказывал: нужно собраться, преодолеть дремоту и как можно скорее во всем разобраться – вдруг мне угрожала опасность? Однако порабощенное сном сознание никак не желало возвращаться в реальность.

Через какое-то время царящий в голове звон уступил место тишине, нарушаемой лишь электрическим гудением и чьим-то тяжелым дыханием. Я осознала, что помимо меня в помещении присутствовал кто-то еще. Это заставило снова открыть глаза и наконец оглядеться. Однако сконцентрироваться сразу не получилось – предметы постоянно двоились и расползались в разные стороны. Пришлось как следует постараться, чтобы непонятная мазня обрела четкие очертания незнакомой мне комнаты… Различив крупные квадраты на потолке, взгляд скользнул по ним к широкому белому плинтусу и, перебравшись на песочного цвета обои, уперся в настенные часы, висящие над плазменным телевизором. Стрелки показывали половину десятого. День или ночь?..

В поисках окна я наугад повернула голову вправо. Предчувствие не подвело: вдоль стены располагались огромные окна, почти как в моем номере. Вот только кроме отблесков уличных фонарей и мерцания крупных снежинок в их свете ничего не было видно. Значит, вечер и высокий этаж. Пальцы невольно сжались, но плотная простыня не поддалась – возможно, ее крепко заправили под матрац. Я провела по хлопковой поверхности рукой и вдруг нащупала какой-то продолговатый предмет, кажется, с кнопками. Снова оглядела правую сторону кровати и только теперь поняла, что лежала на перекатной больничной койке с подъемным механизмом, а под моими пальцами обнаружился пульт управления этой махиной. Сосредоточившись на мелких буквах, я отыскала кнопку с надписью «Up»[47]. Нажала. Верхняя часть кровати пришла в движение, поднимаясь. И когда угол обзора стал больше, я увидела Сеула, сидящего рядом на стуле по левую сторону от меня. Облокотившись руками о край постели, он уложил на них голову и тихо посапывал, касаясь мизинцем ребра моей