Божье око - Энса Ридс

За месяцы восстановления я нездорово привязалась к нему.

Физиотерапия шла медленно, как и ожидалось. Я всё еще ходила с трудом — ноги были слабыми, колени подкашивались, поэтому я пользовалась инвалидной коляской. Но не хотела, чтобы мама впервые после долгой разлуки увидела меня в ней, поэтому попросила Массимилиано держать меня на руках чтобы я не упала.

На фоне Луан и Налани мы с Массимилиано выглядели белыми воронами. Они жили в хижине у воды и всем своим видом излучали беззаботность: лохматые, вечно хихикающие над своими шутками, с пьяными улыбками на лицах. А мы будто сошли с обложки модного журнала или собрались на прогулку на дорогущей яхте в Монако.

На мне было черное платье в пол — из тонкого прозрачного кружева, с открытой спиной и глубоким вырезом.

Массимилиано был одет в стильный комплект от Дольче Габбана — плавательные шорты и рубашку. Солнечные очки он небрежно сдвинул на макушку, а расстегнутая рубашка открывала вид на татуировки на его груди, каждую из которых я знала наизусть. Я обожала его грудь — широкую, крепкую. На ней было удобно спать, и я могла часами ее разглядывать, лениво водя пальцами по его коже.

— Было здорово, — ответила я с улыбкой, чувствуя, как взгляд Луан становится проницательнее.

Она кивнула и перевела взгляд на Массимилиано:

— Так что… — она отпила из кокоса и поставила его на стол. Ее взгляд метнулся в сторону, будто она не могла выдержать пронзительного взгляда Массимилиано. — Свадьба, значит? — больше констатировала она, чем спрашивала, снова повернувшись ко мне.

Я рассеянно поводила пальцем по шершавой кожуре кокоса и кивнула.

— И когда? — поинтересовалась она.

Мой взгляд вернулся к Массимилиано, будто я искала у него подтверждения. Когда наши глаза встретились, я наконец осмелилась ответить:

— В пятницу.

До свадьбы оставалось три дня.

— На пляже, в Италии. Всё будет скромно, только родные и друзья. Получится очень красиво, Луан.

Ее улыбка заметно потускнела, стала печальной. Возможно, она никогда не была идеальной матерью, но ее сердце болело за меня. Я чувствовала это. Она тихонько рассмеялась, словно вспоминая что-то далекое и дорогое сердцу.

— Это ведь то, о чем ты всегда мечтала, да? — спросила она, разглядывая кольцо на моей руке так, будто видела в нем не просто украшение, а оковы, приковавшие меня к этому мужчине.

— Моя малышка вечно стремилась к чему-то большему, — добавила она, повернувшись к Массимилиано. — В ней всегда было столько любви, что это, наверное, истощало ее. Она жаждала любви взамен. Но… ведь нельзя отдавать бесконечно...

Последние слова она произнесла совсем тихо, а потом снова натянула улыбку и повернулась к Налани:

— Я хотела, чтобы она пошла по моему пути. Чтобы выбрала путь Неомы, путь Давы... Но она решила проложить свой собственный, — мы встретились взглядами, в ее глазах читалось многое. Это был немой разговор, понятный только нам двоим.

«Пожалуйста, не надо» — безмолвно молила я.

Каждое ее слово напоминало мне о той моей наивности, которую я давно похоронила. Но больше всего я боялась, что она скажет что-то не то и разозлит Массимилиано.

— Ты поведешь меня к алтарю, Луан, — сказала я твердо, словно это было решено с самого начала. — И можешь взять с собой Налани и Каипо, — я повернулась к Налани с улыбкой.

— Спасибо, — тихо поблагодарила Налани, и на некоторое время разговор стих.

Я медленно попивала кокосовое пиво. Оно не приносило мне удовольствие, но и не было противным. Я не особый любитель алкоголя, но мне нужно было чем-то занять руки.

Тишина начинала угнетать. Мне надоело. Всё, чего я хотела, — это чтобы Луан просто была собой. Моей прежней Луан. Ради этого я и приехала. Хотела забыться с ней, посмеяться, почувствовать себя хоть ненадолго той девочкой, которой была когда-то.

— Налани, включи музыку, — нарушила я тишину. — Хочу потанцевать. Луан рассказывала, как вы с ней и Каипо танцуете на пляже.

Налани усмехнулась, и посмотрела на маму, приподняв брови:

— Она тебе об этом рассказывала?

Впервые за долгое время я искренне рассмеялась, от души.

— Она мне обо всём рассказала, Налани. Вообще обо всём, — поддразнила я. Налани, запрокинув голову, расхохоталась, а потом поднялась со скамейки.

— Пойду включу музыку, пока ты окончательно меня не опозорила, — улыбнувшись, она встала и направилась к хижине.

— Поставь «Three Cool Cats»! — крикнула ей вслед Луан.

Музыка заиграла, Луан тут же защелкала пальцами, и вскочила с места, бросив на меня многозначительный взгляд:

— Потанцуем?

Я повернулась к Массимилиано. Он наклонился и поцеловал меня в уголок губ, убрал руку с моей талии, словно выпуская из клетки, в которую я сама себя заключила.

Я встала на ноги, ненадолго опираясь о стол для равновесия, а потом шагнула навстречу Луан.

Много лет назад, когда мы жили вдвоем в старом фургоне, мы включали радио и танцевали под наши любимые песни, чаще всего мы делали это по четвергам.

Я смотрела, как Луан танцует, взяв мои руки в свои, слегка покружив. Она улыбалась с каждым поворотом и пела, нелепо покачивая плечами. Мама никогда не чувствовала ритма, и каждый раз эта картина заставляла меня смеяться до боли в животе. Но сейчас, глядя на нее, я не знала, как сказать ей, что эта песня больше не моя любимая. Что всё, что было важно раньше, осталось в прошлом.

Мне было всё равно. Единственное чего мне хотелось — сделать Массимилиано счастливым. Я думала о том, как бы побыстрее вернуться к нему, тосковала по его теплу и прикосновениям. Жаждала быть рядом, нуждалась в нем больше, чем в воздухе.

Луан обняла меня за талию, и мы стояли вплотную друг к другу, медленно покачиваясь в такт музыке.

— Даралис? — тихо произнесла она.

Я улыбнулась, не отрывая рук от ее плеч.

— Даралис? — повторила она снова, и я ответила:

— Да?

Но потом она позвала меня в третий раз:

— Даралис?! — и я вдруг поняла. Она не просто звала. Она искала. Искала настоящую меня. Ту, которую она знала. Ее дочь исчезла, а вместо нее появилась другая женщина. Она пыталась достучаться до своей дочери, до той, что была жива еще несколько месяцев назад.

— Где ты, Даралис? — прошептала она так тихо и осторожно, словно боялась спугнуть меня, или то, что осталось от прежней меня.

Желание улыбаться и танцевать пропало. От ее шепота по спине пробежали мурашки. Я молча стояла, глядя в ее глаза, напоминавшие о прежней жизни —