Хочу свести тебя с ума - Анна Белинская

– Вик, я тут! – Соня машет своей приятельнице, и та ускоряет шаг.

 Видок у Соловьевой не лучше, чем у самой Софии: бледная, глаза красные и какие-то испуганные. Идет, покачиваясь, и судорожно обнимает себя руками. Очевидно, что тоже сильно переживает. Оно и понятно, ситуация так себе.

– Привет… – глухо хрипит Вика. Останавливается в метре от Рязанцевой, глядя на нее затравленным взглядом и пряча подбородок в высоком вороте толстовки.

Белобрысый парень обнимает ее за плечи и слегка подталкивает обратно.

– Тут Виктория очень хочет что-то сказать. Да, Виктория?! – с нажимом произносит пацан.

– Я сама! – с ноткой истерики рыкает на него Вика, сбрасывая руки парня со своих плеч.

Смотрит на Соню огромными, полными слез глазами. Ее подбородок начинает заметно дрожать.

– Сонь, я…я…– всхлипывает судорожно. Шумно набирает воздух, и тут ее прорывает на полноценную истерику. Навзрыд ревет так, что слова разбираем с трудом. И все равно озноб берет, когда слышим, как Вика через силу выдавливает из себя: – прости-и-и меня-я-я…это я…

– Что…ты? – растерянно уточняет София, выпрямив спину и ввинтив в Вику непонимающий взгляд.

– Соня, прости. Это я выложила в чате те фотографии. Прости меня, пожалуйста, – всхлипывает Соловьева, обняв себя руками, – я…не знаю, что на меня нашло. Вернее…просто, Сонь, я столько лет была тебе верна, – внезапно начинает суетливо тараторить, усевшись на соседнюю скамью, – я восхищалась тобой. Гордилась нашей дружбой. Но никогда…у меня даже в мыслях не было идеи занять твое место. Мне было достаточно, что ты ценишь меня и мой труд. А потом…– Вика замолкает и тяжело вздыхает, – появилась эта новенькая. Паулина. Еще сделать ничего не успела, а уже заслужила твое расположение, – бормочет с нескрываемой обидой. – Мне стало обидно, понимаешь? Я столько всего сделала за эти годы для профкома. И для тебя лично. Разве я не заслужила слов благодарности?  Там, на сцене, ты отметила всех. Всех, кроме меня. И это началось не сегодня. Сонь, ты давно стала воспринимать меня как само собой разумеющееся. Как вещь, которая всегда при тебе.

Вика замолкает. Прячет лицо в ладонях.

В беседке стоит железобетонная тишина. Несколько секунд молчания, которое требуется каждому из нас для осмысления.

Пацан, который привел Вику, садится с ней рядом и обнимает девушку за плечи. Семен обеспокоенно поглядывает на Соню, которая за время раскаяния подруги не проронила ни одного слова. Рязанцева больше не плачет. Она смотрит вперед совершенно стеклянным, непроницаемым взглядом. Может, сейчас что-то внутри нее рушится. Ломается. Непоколебимая вера в свою недосягаемость и неприкосновенность.

Мне жаль обеих девчонок. Но не более, чем ощущать тугой ком несправедливости, что Лина в этой истории осталась крайней.

– Вика, ты подставила Паулину, – говорю резко. Девушка вздрагивает, вскидывает лицо и смотрит на меня заплаканными, опухшими глазами.

– Да, я знаю…И мне стыдно! Лина ни в чем не виновата, она правда заслужила быть отмеченной. Сонь, прости меня! Сонечка, ну не молчи. Я в понедельник сама уйду из профкома, – неожиданно Вика вскакивает с места и подлетает к Соне. Садится перед ней на корточки и, захлебываясь словами, частит: – Сонечка, я напишу в чате. Признаюсь, что это я сделала. Сонь, прости, – она обхватывает колени Рязанцевой и заглядывает той в глаза.

– Я никогда не считала тебя вещью, – бесцветным голосом отзывается София. – Но даже, если бы считала…Ты что, реально думаешь, что это оправдание?! – ее голос срывается на фальцет на последних словах. Заплаканные глаза бешено горят. Кажется, еще секунда, и она вцепится в Соловьеву разъяренной тигрицей.

– Нет, не думаю. Это не оправдывает ни тебя, ни меня, – задушено шепчет Вика, невольно отшатываясь.

– Меня?! С чего ты решила, что в этой ситуации мне необходимо какое-то гребаное оправдание! – взвинчено восклицает на это Рязанцева. –  Ты себе что-то там напридумывала! Ходила, дулась вместо того, чтобы просто мне сказать! А потом подставила перед всем универом! Опозорила! И сейчас! Вот скажи мне хотя бы сейчас честно, глядя в глаза… – она подается к Вике, прожигая ее взбешенным взглядом, – ты ведь не сама пришла признаваться, да?! Тебя этот парень привел! – машет рукой на белобрысого. – Сама бы ты никогда не рассказала! Потому что трусиха! Подлая, жалкая трусиха, способная только гадить за спиной!

– Ну хватит… – хмурится белобрысый пацан, внезапно заступаясь за Викторию. Обнимает ее за плечи, а та дрожит всем телом, как загнанный заяц, и молча глотает слезы. – Да, хреновый поступок, но все уже…

– Всё?! Да это уже никак не исправить, никак! – Соню так несет, что она вскакивает со скамейки, не в силах оставаться на месте. – Только ждать, когда через полгода им надоест обсуждать мои сиськи! А в ответ просто «ну, извини» и «сама виновата»?! Нет, не извиню! Уходи! – рычит на Вику. – Иначе я за себя не ручаюсь, – безапелляционно требует Рязанцева.

– Сонь, прости…

– Уходи, Вика.

Тяжело вздохнув и с горечью посмотрев на когда-то подругу, Вика поднимается и покидает беседку под общее тяжелое молчание. Я провожаю ее и пацана, увязавшегося за ней, взглядом, после чего перевожу его на Рязанцеву. Выпрямив спину, она смотрит в пространство. Как царица, отдавшая приказ «казнить». Кажется, в мире Софии Рязанцевой есть вещи, которые не меняются. Я уверен, что ей больно терять Соловьеву, но второго шанса она ей точно не даст.

Семен, кинув на меня извиняющийся и одновременно упертый взгляд, обнимает напряженные плечи Рязанцевой и притягивает девушку к себе. Соня, тяжело выдохнув, обмякает, пряча лицо на его груди. В этот момент я даже чувствую себя лишним в этой беседке.

Впрочем, мне больше тут и нечего делать. Соне еще предстоит разбираться с последствиями Викиной выходки, а у меня стоят совсем другие задачи. И главная из них – поскорее обрадовать одну сладкую девчонку, что все незаслуженные обвинения с нее сняты.

– Я к Лине, – сообщаю притихшим ребятам. Медлю, прежде чем предложить: – Сонь, ты не хочешь пойти со мной и извиниться перед ней?

– Пойти извиниться? – Рязанцева вскидывает ко мне лицо. В ее глазах усталость и болезненная неприязнь. – А я вам там точно не помешаю? – кривится. – В последний раз, когда вас видела вместе, твоя голова торчала между ее ног. Такая вот у вас классная дружба, да?! – после этих слов Семен смотрит на меня выпученными глазами. – Или…Ах, да! Вы же мне тоже наврали и трахались за спиной! Господи! Да мне плевать уже на тебя! Но почему было просто не сказать нормально?! Почему меня окружают одни лжецы, трусы