Мёртвые девочки никогда не проболтаются - С. Дж. Сильвис

— Согласна? — сжал край тонкой майки под тканью. Пальцы скользнули по коже, и я почувствовал мурашки. Будь она чужой, усомнился бы. Но кивок подбородка стал разрешением.

Ша — р–р — рах! — хлопок рвущейся ткани эхом отозвался в комнате. С каждым рывком её гибкое тело врезалось в моё. Не выпуская лоскута, присел на корточки, зажал зубами майку и разорвал окончательно.

Ладони Джорни легли на мои плечи. Прежде чем встать — прикоснулся губами к её животу. И знакомый жар ударил в шею. Чёрт…

— Твой вкус — мой любимый, — выпрямившись, сказал я. Её щёки вспыхнули, и мое сердце сжалось. Вот моя девочка. Так она не краснела с тех пор... как попала сюда.

Она прикусила губу, сдерживая улыбку. Я развернулся, скомкал ткань и затолкал в горлышко бутылки. Спирт пропитал низ фитиля. Вытянул ткань, закупорил бутылку.

— Мы правда это делаем? — её хрупкий голос разрезал тишину кабинета.

— Да, — я проверял коктейль Молотова, собранный по давно отработанной схеме.

— Это же незаконно.

— Как и покушение на убийство. Или запирание невинной девчонки в чёртовой психушке.

В ответ она сомкнула губы. Мы смотрели друг на друга, вдыхая пары спирта. Ещё один кивок, улыбка, от которой перехватило дыхание — и я прижал её к двери, расчищая путь к бегству.

Волна жара окутала меня с головы до пят, когда её ладонь скользнула по моей. Жар стал невыносимей, когда я поймал её профиль в полумраке — игривая ухмылка на губах.

— Удостоишь меня чести, детка? — прошептал я, протягивая фитиль.

Серые глаза впились в меня — сердце замерло. Впервые за всё время. Её пальцы скользнули по моим, перехватывая бутылку. Я достал спички — пламя ожило в следующее мгновение.

Мы стояли лицом к лицу, не отводя взгляда.

— На счёт «три» — бросай.

Она кивнула. Отсчёт начался:

— Раз. — Я поднёс огонь к фитилю.

— Два. — Она подняла бутылку.

— Три! — хором выдохнули мы. Пылающий снаряд понёсся к стеллажам доктора Мелроуза — и взорвался фонтаном огня.

Звон бьющегося стекла заставил Джорни прижаться ко мне. Пламя ползло вверх не спеша, а когда охватило стеллажи, я посмотрел на неё, и у меня подкосились колени.

Она была прекрасней всего, что я видел. Лицо в багрово — золотых отсветах, будто фейерверк танцует на её коже. Её изящные губы приоткрылись на миг, она смотрела с потрясённым торжеством.

— Красиво, да? — голос охрип от невысказанной тяжести.

Она повернулась, и ее улыбка приковала меня.

— Убегаем?

Вдруг всё стало лёгким. Я снова чувствовал себя собой. Даже с горечью предательства матери, исчезнувшей без «я здесь, если что», и тенью страха перед отцовскими кознями… Я был Кейдом Уокером, которого знала Джорни. Тем, кто зажигал огонь в её глазах. Тем, кто позволял вить из себя верёвки.

— Запрыгивай! — пламя лизало спину. Наклонился — и услышал её смешок, от которого на щеках появились ямочки.

Ноги обвили талию, горячий комочек прижался к спине, и я понёсся по коридорам психушки, прижимая свою девочку, с хохотом, будто нам море по колено.

* * *

Как только мы добрались обратно до Святой Марии, наши следы уже припорошил тонкий слой снега. Мы с Джорни снова натянули брезент на мотоцикл отца и отправились обратно к школе, давно перевалив за полночь.

— Знаешь, мне кажется, надо было надеть белое, а не черное, — сказала она, крепко сжимая мою руку, когда чуть не поскользнулась на каменной дорожке. Я намеренно повел нас другой стороной школы, минуя двор, где провел большую часть летних ночей, просто сидя и размышляя, как я позволил ей ускользнуть.

— Не — а, — ответил я, открывая боковую дверь Святой Марии, подпертую маленьким камнем. Спасибо, Шайнер. — Здесь никто не ищет нас. Настоящие глаза Святой Марии — внутри.

И едва я произнес эти слова, передо мной мелькнуло зловещее предчувствие будущего. Моя рука сжала руку Джорни чуть крепче, и я оглянулся через плечо, высматривая в темноте хоть что — то. Например, новые следы.

Я вернулся в реальность, когда до меня донесся шепот Джорни: — Там кто — то есть?

Теперь, когда мы были снова в Святой Марии, с удовлетворенными потребностями и списком нарушенных правил, также известным как «сжигание зданий дотла», реальность снова накрыла нас. Пульс бешено стучал, и каждый удар сердца отдавался подозрительностью.

— Кейд? — подтолкнула меня Джорни, сжимая мою руку чуть сильнее. Я втолкнул ее глубже в школу, закрыв дверь перед порывами кружащего снега.

— Тшш, — приструнил ее я, двигаясь с ней по тихим коридорам. Каждый раз, проходя мимо ближайшей кладовки или пустого класса, мне хотелось затолкать ее туда, чтобы продлить нашу ночь безмятежности. Мне не хватало тихих мгновений с ней, когда она лежала подо мной, касаясь, ощущая, просто была рядом. Мне даже не хватало тех ночей до всего этого, когда она читала мне свои классические романы в дальнем углу библиотеки после отбоя.

Пройдя по крылу для девочек и проскользнув мимо запертых комнат общежития, мы с Джорни оказались прямо перед ее дверью, а моя тревога все еще тяжелым грузом лежала на плечах. Она смотрела на меня снизу вверх, и время от времени мерцание свечи озаряло ее нежное лицо, и я изо всех сил удерживал руку у себя на боку, чтобы не схватить ее за щеку и не поцеловать. Кто мы теперь?

Едва я открыл рот, чтобы сказать... хоть что — то, в конце коридора внезапно раздался шум. Лицо Джорни исказил внезапный страх, и мне ненавистно было это видеть, поэтому я быстро открыл замок ее двери, повернул ручку и втолкнул ее внутрь.

— Ты в безопасности. Обещаю.

Суровый кивок стоял между нами как часовой, потом я закрыл дверь, неслышно отступил на три шага и юркнул в мой любимый закоулок этой школы. Несмотря на мои широкие плечи, мне все же удалось присесть на корточки, нащупывая в углу мой потрепанный томик. Я прижал сжатый кулак ко рту, чтобы заглушить дыхание, и замер в ожидании.

Дежурный преподаватель? Это был настоящий риск, каких мало. Я застыл неподвижно, не решаясь даже достать телефон, чтобы спросить других Бунтарей, не шатаются ли они где. Особенно Исайю. Я был уверен, что большинство преподавателей знает, что они с Джеммой пробираются в комнаты друг к другу чуть ли не ежедневно, и, честно говоря, учитывая все последние события, я удивлялся, что они еще не ввели ночные проверки. Но, зная Тэйта, готов поспорить, он бы заявил, что это неэтично или что —