Бурбон и секреты - Виктория Уайлдер

С его губ срывается легкий смешок.

— Неужели? — Он облизывает нижнюю губу, играя с краем моего свитера, проводит под ним пальцами и оставляет за собой мурашки. — Я так давно хотел прикоснуться к тебе и попробовать на вкус... — Проведя кончиками пальцев по изгибу моей груди, он стягивает свитер, чтобы увидеть декольте, подчеркнутое бюстгальтером. Его прикосновения ощущаются так, будто он составляет каталог моих изгибов и изучает, что ему нравится. Моя грудь поднимается и опускается быстрее. Черт, мне нужно больше.

Я стягиваю верхнюю часть атласного бюстгальтера, освобождая грудь.

Он проводит рукой по лицу и губам.

— Черт, ты такая красивая. — И эти слова одобрения, подтверждающие то, что я и так знаю про себя, ощущаются как наркотик. Я хочу большего. Он наклоняется вперед, захватывая ртом мою грудь. В животе закручивается спираль, а киску покалывает от того, как его рот ласкает меня. Проводя языком по моему соску, он стонет так, словно это тот самый десерт, которого он терпеливо ждал.

Мой рот открывается, чтобы умолять о большем, большем, большем, но из него вырывается лишь тихое:

— Пожалуйста.

В его груди раздается одобрительный гул.

Я прижимаюсь к нему бедрами, и его член давит на мой клитор с потрясающей точностью. И хотя сухой трах с Линкольном Фоксом не входил в мои планы на сегодняшний вечер, я снова двигаю бедрами.

— О, черт, — выдыхаю я. Это слишком приятное ощущение.

Он откидывается назад, прикусив нижнюю губу, и наблюдает, как я качаю бедрами туда-сюда. Я бесстыдно отвожу таз назад и скольжу вперед по всей длине его члена, его тонкие хлопчатобумажные штаны — единственное, что нас разделяет. Черт возьми, я хочу его. Шипение, с которым он втягивает воздух сквозь зубы, — достаточная реакция, чтобы побудить меня сделать это снова.

— Тебе это нравится? — Я наклоняюсь вперед и шепчу ему в губы.

Он прикусывает мою нижнюю губу.

— Больше, чем ты думаешь. — Он сильнее прижимает мое тело к своему.

Я снова отвожу бедра назад, чтобы повторить то же движение.

Схватив оба моих запястья, он заводит мои руки за спину.

— Посмотри на себя, такая нуждающаяся.

Я улыбаюсь его дразнящему тону и тому, как он одной рукой держит за спиной мои запястья, а другой сжимает бедро, направляя меня. Я выгибаю спину и двигаю бедрами — вперед-назад, отдаваясь давлению и темпу, которых я жажду. Я издаю задыхающийся стон. Вид у нас, должно быть, непристойный, и я улыбаюсь, думая об этом. Если бы я не была на грани оргазма, я бы хотела посмотреть, как он лижет и смакует мою покрытую мурашками кожу. Я снова двигаю бедрами. От покалывания, пробежавшего по моему клитору, у меня перехватывает дыхание и нарастает давление, когда ощущение охватывает все мои конечности. Легкая вибрация, которая начинается по краям, проникает под кожу.

Его зубы спускаются по моей шее, вызывая новые ощущения. Звуки его тяжелых выдохов и мое прерывистое дыхание — единственное предупреждение, прежде чем я начинаю стонать так громко, что его рука накрывает мой рот, и кончаю так сильно, что мои бедра дрожат. Мышцы моего живота сжимаются, киска пульсирует, пока мое тело вознаграждается самым восхитительным потоком тепла. Я всхлипываю, дрожа у него на коленях, и выжимаю из себя последние остатки наслаждения, пока каждая клеточка моего тела не расслабляется в оцепенении.

Я прижимаюсь к его груди, его пальцы отрываются от моего рта и скользят по спине, успокаивая легкую дрожь, которая следует за этим. Я тяжело дышу. Мои волосы прилипли к шее и лбу, но я слишком вымотана, чтобы смахнуть их.

— Это уже второй раз, — шепчу я. — Я дважды кончала с тобой, а ты ни разу...

— Мне очень нравится наблюдать за тем, как ты теряешь контроль над собой, — говорит он с легкой улыбкой в голосе, снова скользя пальцами по спине. Я прижимаюсь к нему. Мне так хорошо здесь, что не хочется шевелиться. Это слишком интимно, но ни один из нас не пытается отстраниться. Наступает тишина, и я погружаюсь в этот момент еще на некоторое время.

И только проснувшись под звуки поп-рока и тихо спорящих голосов, я понимаю, что заснула на нем. И он все еще здесь.

— Я вижу его ноги. Я знаю, что он там, — говорит одна из девочек, стоящая в футе или двух от меня.

Мы накрыты одеялом, его руки обнимают меня, а ноги переплетены. Линкольн отодвигается, чтобы я увидела его лицо, и шепчет:

— Может, они уйдут, если мы не будем двигаться. — Он улыбается, а затем закрывает глаза.

— На мне нет штанов, — говорю я как можно тише.

— У нас будет пип-шоу, если мы сдернем с вас одеяло? — громко спрашивает Гриз. О боже, здесь еще и взрослые зрители.

— Что такое пип-шоу? — спрашивает его Лили. Я молюсь, чтобы он ей не ответил.

Я слышу, как Ларк торопливо говорит:

— Не думаю, что речь о зефире, скажем так.

— Ладно, — говорит Линкольн, садится и натягивает плюшевое одеяло, чтобы укрыть меня. — Никакого пип-шоу. — Он смотрит на Гриза. — Просто заснули здесь.

Я щурюсь от яркого дневного света и тру глаза, гарантируя, что макияж, который был на мне, превратился в сплошное месиво. Лили смотрит на нас с пола, почесывая шею Кит, а Гриз пьет кофе, улыбается и ждет, когда кто-нибудь из нас скажет что-нибудь еще. Но Ларк сердито смотрит на меня, а потом говорит:

— Мы пошли домой, а тебя там не было. А потом Кит каким-то образом унюхала тебя, и, ну... — она делает паузу, скрещивая руки, — вот и ты. — О, она сейчас не самая большая моя поклонница. Ненавижу это чувство разочарования.

— Папа, на тебе нет рубашки, — говорит Лили.

О боже.

Но он даже не нервничает, когда отвечает:

— Мы заснули. Фэй стало жарко. Я стянул толстовку. — Дотянувшись до своих очков на карнизе окна, он надевает их так, словно все это не имеет никакого значения.

— Папа, сейчас зима, — говорит Лили.

— Немного прохладно, — говорит он, выползает из-под меня и встает. — Мне нужен кофе.

— Я принес только этот, — говорит Гриз, поднимая свою чашку.

— Заботливый, — бормочет Линкольн, вытягивая руки над головой.

— Завтрак? — спрашивает он, поднимает свой телефон и начинает набирать текст. Я не могу удержаться от удивленного взгляда, который бросаю на него. Он хочет пригласить меня на завтрак? Это неожиданно. Может быть, даже более неожиданно, чем то, что его разбудили дед и дочери, пытающиеся понять, что именно мы здесь делали.

У меня такое чувство, что я все еще сплю.