Войны судьбы - Джинафер Дж. Хоффман

— Прекрасно, — шепчет он, и если бы мое сердце все еще билось, я знаю, оно бы заколотилось от этого единственного слова и от того, как он его произносит. Оно наполнено такой любовью и заботой — почти как обещание всего, что он планирует мне дать.

Я смотрю на него и не могу сдержать широкой улыбки, которая расплывается на моем лице.

— Горячо, как трахаться, — шепчу я в ответ, и он откидывает голову назад со смехом во все горло. Мне это нравится. Мне нравится, что он, кажется, так же не стыдится, как и я, быть самим собой в этот момент и в следующий, навсегда.

Он качает головой и смотрит мне в глаза, нежно смахивая большими пальцами мои слезы.

— Давай, черт возьми, сделаем это, Вайнер.

— Всегда, Эстал, — обещаю я, и, думаю, я слишком сильно хочу, чтобы это прекратилось.

Эпилог

43 Года Спустя

ЗОРА

Я сижу в кресле, поджав под себя ноги, и мое платье из жемчужно-белого атласа ниспадает до пола. Я некоторое время не двигалась. Я не уверена точно, сколько прошло времени, просто слезы уже прошли. Пустота — она поселяется. В моих костях. В моем разуме. В моей груди. 43 года мое сердце не билось, но сегодня первый день, когда мне кажется, что оно действительно остановилось. Я подтягиваю колени к себе и прижимаюсь к ним ртом, не в силах отвести взгляд, даже когда знаю, что, вероятно, должна.

Кристен лежит передо мной, укрытый одеялом, его волосы такие же серебристые, как моя сила. Его глаза закрыты, и я продолжаю думать, что если я буду долго и пристально смотреть на его грудь, она снова начнет двигаться. Один последний вздох. Может быть, два или три. Ровно столько, чтобы я могла сказать ему, что люблю его, и чтобы он услышал меня.

Я знала, что этот день настанет, и все же я неизмеримо не готова. Это было счастье. Так много счастья. Даже когда его нет, морщинки от улыбки видны. Мы были радостью, за которую мы так долго боролись в этом мире, и, наверное, сейчас я просто беспокоюсь, что больше никогда не увижу такой радости — того, как его голубые глаза так ярко сияли бы любовью. Часть меня знает, что это никогда не будет воспроизведено, а другая часть меня, та часть, в которую Кристен влюбилась первой, знает, что все, что мне нужно сделать, это посмотреть. А пока я упаковываю свою радость в коробку и засовываю ее в полость своей груди, где я даже не уверена, находится ли мое настоящее сердце. Это просто должна быть пыль, паутина и моя маленькая шкатулка с Кристеном, со всем, что он дал мне, со всем, что даже за миллион жизней я никогда не смогу вернуть.

Я делаю глубокий вдох, мои плечи напрягаются, когда дверь со скрипом открывается и маленькие ножки протопают вперед. Я опускаю взгляд, когда внучка Тейлис дергает за подол моего платья, ее крошечный кулачок мнет его снова и снова, а губы приоткрываются от удивления. Она такая маленькая, такая невинная. Она даже не начала понимать, что произошло, и мне это нравится. Нам не нужно разговаривать, Розе и мне. Она просто здесь, и я просто здесь — и я знаю, что однажды это может измениться, когда она сможет составить связное предложение, — но я чертовски люблю ее за это, прямо сейчас. Она тянет меня за платье, и я провожу рукой по ее темным кудрям.

— Не взрослей, — шепчу я ей, и она улыбается мне.

— Роза, — едва слышно шипит из дверного проема дочь Тейлиса, спешащая вперед и подхватывающая девочку на руки. Ее дыхание сбивается, когда она смотрит на Кристена, но я думаю, что оно полностью сбивается, когда она смотрит на меня, на темные круги, которые, я знаю, должны быть заметны. — Он… — она обрывает себя и делает шаг назад, ее глаза наполняются слезами от недоверия и печали.

— Прошлой ночью, — выдавливаю я хриплым голосом. — Думаю, во сне.

Простые глотки.

— Кто-нибудь знает?

— Ты. — Мой взгляд скользит к маленькому ребенку у нее на руках. — Роза.

— Я позову Кайю, — настаивает Мерэ, быстро направляясь к двери.

Я встаю со стула, мои кости протестующе хрустят после того, как я несколько часов не двигался, и мне на самом деле все равно, кто мне скажет. Все закончится одинаково. Они придут, и Кристена заберут у меня навсегда. Мне придется как-то прожить остаток своего существования без него. Я сильная. Я мог бы пробить брешь во всех Зеркальных городах. Но, похоже, власть — ничто перед лицом смерти. По крайней мере, пока.

Я подхожу к краю кровати и нежно убираю пальцами волосы Кристена с его лица.

— Я не жалею об этом, — шепчу я ему и понимаю, что была неправа. Ради Кристена я могла бы пролить еще миллион слез. Они стекают с моих щек на кончик подбородка, стекают по его шее, когда я оставляю легкий поцелуй на его губах, затем поворачиваюсь к нему спиной. Я должна. Если я оглянусь назад, я никогда не уйду, и у нас был уговор.

Он заставил меня пообещать.

Я выхожу из нашей спальни и быстрыми шагами иду по главному холлу нашего дома. Мы рано отказались от дворцов, вместо этого построив массивные дома для каждой семьи. Комната Кайи находится напротив нашей, и я заставляю себя не обращать на это внимания — на ее рыдания и Мерэ.

Тейлис умер первым всего месяц назад. Я думаю, что, возможно, именно это и послужило причиной. До смерти Тейлиса Кристен все еще была в добром здравии. После этого его глаза уже никогда не светились так, как раньше. Я надеюсь, что сейчас они вместе, может быть, бродят неизвестно где, выпивают с Хармони и Греттой. Я надеюсь, что однажды мне удастся присоединиться к ним — но этот день не сегодня.

Я толкаю двойные двери в переднюю часть нашего дома, глубоко вдыхая свежий воздух участка земли, на котором мы строили. Неподалеку находится Гронем и Подземелье. Мы отстраивали его вместе, кирпичик за кирпичиком, туннель за туннелем, и мы даже жили там много лет, помогая сделать его таким, каким он мог бы быть, но это зеленое место с открытым полем — оно приросло ко мне, его тишина. В Подполье тишина — это белый шум сотни ругательств. В Нигде тишина столь же громоподобна, как и сила, день ото дня становящаяся все более смертоносной в моих венах. Здесь