Веди меня через бури горы Химицу - Мицуно Вацу

Более того, странное чувство жара, появившееся под кимоно, становилось только сильнее, и когда я поёрзала на камне, трение его выпирающей части о мою… моё… в общем, между ног, вызвало неожиданный прилив удовольствия.

При возвращении к первой гравюре с соединённой телами парой мне померещилось, что у женщины было моё лицо. Вот только то, что я почувствовала при этом, никак не было похоже на воспоминания о боли и неловкости связи с Финном. Это было нечто иное. То, чему я могла подобрать только одно название: желание.

– Я искал тебя.

В ужасе замерев, я прижала книгу к груди. Благо, мне хватило ума не вынимать её из тайника поэтического сборника полностью, и теперь обложка выглядела вполне невинно. А тем временем за мой куст-укрытие заглянул Таичи.

– Ч-что тебе надо? – пискнула я, стараясь не смотреть на него и не показывать своё покрасневшее лицо. В том, что оно было пунцовым, я не сомневалась.

– Куда делось «вы» и «господин», – с мрачной улыбкой спросил мужлан.

– Простите, – быстро исправилась я. – Мне просто хотелось бы сейчас побыть одной.

Таичи опустил взгляд на книгу. На секунду его глаза удивлённо расширились, а затем кончик носа дрогнул, как будто он пытался сдержать смех.

– Не знал, что тебя увлекла наша поэзия, – нарочито спокойно протянул он. – И как тебе канси?

– Очень нравится! Такие… Эм… Красочные описания природы! – быстро закивала я, надеясь, что, получив ответы, он отстанет.

Но Таичи только начал приближаться ко мне с самой издевательской улыбкой.

– Как твои уроки китайского? – спросил он.

– Я не учу китайский. Госпожа Изуми сказала, что можно обойтись и без него.

– Можно, – кивнул Таичи. – Только канси читать не получится.

– Почему это?!

– Потому что канси – это поэзия на китайском языке, – мягко пояснил он. – Так что же ты так внимательно изучала, если не понимала ни слова?

Таичи приблизился ещё на шаг, и теперь он мог с лёгкостью забрать у меня книгу. Только почему-то не делал этого, продолжая молча смотреть на меня с хитрой улыбкой.

– Я просто смотрела, – выдохнула я первое, что могло прийти в голову. – На буковки.

Таичи спокойно кивнул, как будто поверил мне, и потянулся вперёд. Его рука оказалась в миллиметре от моего плеча, а грудь практически упёрлась мне в нос.

Я замерла, боясь дышать. В голове так не вовремя вспыхнула картинка из книги с полуголыми объятиями пары. И если до этого воображение меняло только лицо женщины, подставляя туда мои черты, то теперь вместо лица мужчины мелькнул образ Таичи.

Всё это произошло буквально за секунду. Господин-мужлан был так близко, что я чувствовала запах только что выпитого им чая. Мысли путались от незнакомого возбуждения, и мне то ли хотелось, чтобы Таичи немедленно отстранился, то ли наоборот – я жаждала его более ощутимого прикосновения. А он… стряхнул снег с веток дерева, склонившегося к кусту, и тот осыпался на нас, оставляя мокрые пятна на одежде.

– Что ты… вы творите?! – взвизгнула я, отпрыгивая в сторону.

Таичи тихо рассмеялся, смахивая с волос снежинки.

– Когда дочитаете книгу, верните её туда, где нашли. Иначе кто-то может заметить пропажу, – лукаво усмехнулся он. – И даже если этот кто-то вам не нравится, брать чужое нехорошо.

– Это… ваша книга? – пробормотала я, желая немедленно провалиться сквозь землю, если услышу ответ «да».

– Да.

«Пожалуйста, пожалуйста, можно мне провалиться?..» К сожалению, чудеса и всё сверхъестественное в тот момент оказалось глухо к моему отчаянию.

– Простите, – я закрыла книгу так осторожно, как могла, чтобы внутренняя тайная часть не вывалилась. – Вот, возьмите. Я не хотела брать… Просто она лежала в офуро…

Таичи даже не взглянул на протянутую рукопись или гравюропись… или как это назвать… Только снова улыбнулся, на этот раз по-ребячески весело, и, обойдя меня, направился в дом.

– Оставьте пока себе. Но спрячьте хорошенько – кое-какая поэзия в наши дни запрещена. А когда дочитаете, положите здесь, у камня.

С этими словами Таити скрылся за дверью, оставляя меня краснеть, бледнеть, мысленно покрывать его проклятиями и задаваться вопросом: зачем ему понадобилось стряхивать снег, стоя так близко ко мне?

Той же ночью я лежала на футоне, зажав между ног одеяло и закусив край подушки, чтобы заглушить стоны, готовые сорваться с губ. Искушение рассмотреть все картинки странной книги всё-таки победило стыдливое желание бросить её возле камня сразу после встречи с Таичи.

Разглядывание постепенно переросло в попытки коснуться себя в тех же местах, которым уделялось особое внимание на гравюрах. И если массирование груди через тонкую ткань сорочки не вызвало у меня особых эмоций, то ласкание промежности заставило выгибаться на футоне, сжимать одеяло и мычать в подушку.

Но физические движения были лишь частью того, от чего я сгорала в темноте комнаты. А истоком всему стало воображение. В мыслях, свободных от рамок, в которые так или иначе были загнаны плоские гравюры, я могла представлять каждое изображение как реальную сцену. Могла ставить себя на место женщин, закатывающих глаза в экстазе.

И конечно, пусть и против моей воли, в голову то и дело проскальзывали образы знакомых мне мужчин, ведь на большинстве гравюр были изображены пары.

Я запретила себе думать о том, что Таичи был красив, запретила себе думать о нём как о мужчине, запретила себе чувствовать тепло рядом с ним. Помогли ли мне эти запреты? Нет. И воображение щедро осыпало меня призрачными картинами чёрных длинных волос, в которые зарывались мои пальцы, острых скул, скользящих по бедру, пока самурай, чередуя поцелуи с соблазнительными улыбками и лёгкими покусываниями приближался к моей влажной промежности.

«Ты, чёрт возьми, знакома с ним… сколько?! Пару недель, когда вы едва могли говорить на одном языке и нос друг от друга воротили? Два дня после его возвращения, за которые поговорили сколько раз? Три? Четыре? Очнись, Минори! Выбрось его из головы!» – думала я, проникая пальцами под сорочку и изучая своё тело медленными касаниями.

Когда логика и страх пойти по стопам матери и связаться с тем, кто выше по статусу, всё-таки побеждали, на смену тёмным волосам Таичи в мои мысли проникали белоснежные локоны Нао. Фантазии о нём получались более реальными, потому что я всё ещё помнила поцелуй, который он подарил мне в давнем сне.

Такие мечты вызывали у меня новые эмоции. Тепло сменялось холодом, который обострял чувства и