Веди меня через бури горы Химицу - Мицуно Вацу

делал каждое прикосновение к самой себе особенно ярким. В моих фантазиях Нао не был нежен. Он становился вихрем, бурей и утягивал меня в дикий танец, собранный из резких движений, глубоких толчков и громких стонов, подобных завыванию ветра.

Решившись, я осторожно скользнула пальцем внутрь себя, чувствуя, как вокруг него мягко сжались влажные стенки влагалища. Это проникновение стало началом абсолютно безумных несвязных мыслей, в которых Таичи и Нао появились вместе.

Один припал губами к моей груди, по очереди посасывая соски и кружа по ним языком, второй – Нао – прижимал меня спиной к себе, позволяя чувствовать ягодицами твёрдость его члена и входя в меня пока что только пальцами. Он повторял те же действия, которые моя рука делала в реальности.

Я не понимала, как такая фантазия могла родиться в моей голове. В книге «Весна» не было ни одной гравюры с двумя мужчинами сразу. Наверное, дело было просто в образах, которые я считала красивыми. «Да, Нао очень красив… И Таичи тоже, просто иначе…»

Пока последняя вменяемая часть разума пыталась найти оправдание бесстыдным мечтам и действиям, воображаемые любовники продолжали сталкивать меня в объятия безумия. И друг друга.

В какой-то момент удовольствие достигло точки невозврата и растеклось по телу расслабляющей негой, заставляя внутренние мышцы сжиматься вокруг уже двух пальцев. Я откинула голову на подушку, забывая, что нужно вести себя тихо. Рот сам открылся в выдохе, смешанном с грудным стоном, который казался таким же необходимым, как последнее освобождающее движение внутри меня.

За окном хрустнула ветка. Кажется, за дверью тоже прозвучал какой-то звук: скрип половицы или тихий шаг.

Я вспомнила, где нахожусь и какая книга валяется возле футона. Одеяло тут же оказалось натянутым чуть ли не до глаз, а сбивчивое дыхание, отдающееся даже в ушах, всё никак не давало прислушаться к происходящему за пределами комнаты. Однако за то время, что я дрожала и пыталась успокоиться, больше никакие звуки не повторились.

Решив, что избавиться от книги под покровом ночи будет проще, чем днём, примерно через четверть часа я смогла заставить себя встать и выйти в сад.

Холодный ночной воздух и снег, так и не прекратившийся, показались мне намного роднее одеяла и пропитавшегося потом и моей влагой футона. Задержавшись босыми ногами на каменном пороге, я с каким-то особым наслаждением смаковала первый шаг на заснеженную дорожку.

«Чувствую себя свободной, – промелькнула в лёгкой голове странная мысль. – Может, я и впрямь юки-онна, раз не мёрзну и получаю удовольствие от холодных уколов падающих снежинок?»

Когда ещё мне достало бы смелости проверить эту теорию… Возможно, не скоро. Но пока, всё ещё охваченная остатками безумия, я убрала книгу за камень у куста и подняла ладони к небу.

– Снежок, ты будешь мне повиноваться?

Белые хлопья, немые к моему вопросу, продолжали падать так же, как падали.

– Я хочу, чтобы ты закружился, – прошептала я, вспоминая вальс, который так долго разучивала на фортепиано под руководством миссис Тисл. – Раз, два, три… Раз, два, три…

Может быть, снегу просто нужна была подсказка. И, продолжая отсчитывать ритм, я сделала несколько шагов с поворотами вдоль садовой тропы. Почему-то острые камушки не причиняли боли босым ногам, и постепенно мне стало казаться, что я парю над ними. На этот раз холод, охвативший меня, не замораживал эмоции. Я не впадала в оцепенение, как в переулке перед пьяницей, и ничего не боялась. Мне просто было хорошо, и ощущение льда на кончиках пальцев начинало напоминать какое-то сказочное превращение. А снег слушался меня…

Он больше не падал вниз, а закручивался в спирали, следуя за моим танцем. Порывы ветра, ласкающие обнажённое тело под тонкой белой сорочкой, поднимали меня над землёй, помогая кружиться.

– Либо сплю, либо юки-онна… – рассмеялась я. – Снежная дева!

Наверное, каждая девочка, слушая в детстве сказки про волшебство, принцесс и фантастических существ, хоть раз мечтала быть особенной. А в ту ночь уже взрослой мне выдался шанс не просто поверить в это, а по-настоящему стать такой.

Из памяти стёрлись страшные истории госпожи Мадоки. Исчезло почерневшее лицо мужчины, ставшего моей жертвой в ночь Момидзи. Пропали истошные вопли Финна Дэмсмола. Осталась только внезапная любовь к холоду.

Принимая её, позволяя себе поверить в то, что я была особенной и волшебной, я кружилась в завихрениях снега, повторявших мой танец. Даже не думая о том, что кто-то мог меня увидеть.

НАО

Как всегда, вопреки запретам и правилам, на следующую после Момидзи ночь я поднялся на гору – к дому самурая, в котором приютили дочь Сатоко. К счастью, на воротах не было синтоистских печатей и других защитных знаков, способных преградить мне путь. Впрочем, потратив немного сил, я бы прошёл сквозь них, даже если бы они были. А Минори, будучи полукровкой, вовсе не должна была чувствовать их влияние.

Но преград не было, и, обратившись у ворот человеком, я бесшумно открыл их, входя в сад. Он был пуст. Большой дом с покатой крышей окутывала тишина. Я знал, где находилась спальня Минори. В конце концов, за год её жизни в Гокаяме мне не раз приходилось отгонять от её окна тени ямауб.

Весной и летом это удавалось делать незаметно, но зимой дрянные старухи были слишком сильны, и мне пришлось снять защиту, чтобы не обратить их гнев на меня раньше времени. И тогда Минори начала видеть насланные ими кошмары.

Я не мог точно сказать, как сильно они повлияли на неё и какие мысли заложили в голову ещё не научившейся защищать разум юки-онны. Оставалось лишь надеяться, что человечность в ней была сильнее. Хотя бы пока.

Пройдя вдоль дома, я остановился у её окна. В комнате было темно, но я слышал быстрое прерывистое дыхание. «Заболела? Её лихорадит?» – мелькнули тревожные мысли. В спокойные ночи, когда мне удавалось её защищать, Минори всегда спала мирно. Её сопение, напоминающее о годах в теле простого однохвостого кота и сне у неё под боком, уже давно стало для меня успокаивающим звуком. Зная, что ямаубы были далеко, я ожидал услышать именно его.

«Возможно, то, что она сделала с тем смертным в переулке, гложет её», – думал я, на миг делая глаза кошачьими, чтобы видеть в темноте, и заглядывая в окно.

Сфокусировав взгляд на футоне и выгибающейся Минори, я не сдержал тихого выдоха и мысленно усмехнулся: «Не заболела». Мгновение облегчения сменилось интересом. «Сущность юки-онны пробуждается вместе с женственностью и желаниями… Неужели нужно было толкать