Веди меня через бури горы Химицу - Мицуно Вацу

В этот миг я особенно радовался, что мой разум в теле обычного домашнего кота был замутнён, и я не помнил взросления Минори. Для меня первой осознанной встречей с ней стал тот день, когда она вызвала снег на английские земли. Тогда моё обещание Сатоко пробудило спящее сознание и вернуло ясность мысли. Но инстинктивная привязанность к Минори всё-таки сыграла свою роль, сделав юную юки-онну особенно притягательной в тот момент, когда я впервые показался ей в человеческом облике. Та же привязанность заставляла желать боли глупому смертному, обидевшему её. И она же заставила меня поцеловать девушку, которая считала меня сном. Слабая перед необычной красотой и тайнами натура ёкая просто не могла сопротивляться.

И каков же был соблазн теперь дать Минори знать о моём присутствии! Когда она так самозабвенно ласкала себя в темноте комнаты, закатывала голубые глаза и кусала подушку, скрывая звуки наслаждения…

Среди ёкаев не принято было утаивать желания. Мы были свободны от предрассудков смертных и могли открыто проявлять чувственность к тем, кто вызывал наш интерес. Минори интересовала меня. Как полукровка, как та, кому я поклялся помочь, как юки-онна, рождённая от неожиданного союза и способная перевернуть устоявшийся баланс мира ёкаев и смертных в Месте-Где-Восходит-Солнце с ног на голову. И я знал, что интересую её не меньше.

Видел, как её губы, на миг отстранившиеся от подушки, сложились в имя:

– Нао…

Я потянулся к окну, готовый применить силы, чтобы пройти сквозь него и оказаться подле Минори. Но меня остановило второе имя.

Уже не моё, а смертное, оно сорвалось с её губ так же тихо и бессознательно:

– Таичи…

«Самурай, – понял я, так и не коснувшись окна. – Она ведь почти не знает его. Но, должен признать, он красив». И всё же не красивее меня.

Я беззвучно усмехнулся, поражаясь, как сильна была кровь Сатоко в жилах Минори. Никакое английское воспитание смертных не смогло погубить её стремление получить всё, чего она хотела. Что ж, если юки-онна желала смертного – она должна была его получить. А я должен был убедиться, что Минори не совершит ошибок матери.

Теперь интерес смешивался с азартом. Ёкаям всегда нравились смертные, но по-настоящему крепкие союзы могли появиться лишь между равными. Оттого всё больше юки-онн выбирало в любовники о́ни, кицунэ, нэкомата – таких, как я, – и прочих бессмертных существ или духов. Смертные же оставались лишь игрушками. Но Минори сама была двойственностью.

«Кого же ты выберешь не в мечтах, а в реальности, если представится случай, – думал я, конечно, желая победить самурая в этой ещё не начатой борьбе. – А может, предпочтёшь получить обоих, как истинная снежная дева, не идущая на полумеры?» Последний вариант тоже был бы любопытным.

Когда за окном раздался последний стон, я намеренно наступил на упавшую в снег ветвь, позволяя Минори предположить, что кто-то мог наблюдать за ней. Уходить не хотелось, хоть цель проведать девушку и была достигнута. О промедлении я не пожалел.

Вскоре юки-онна вышла в сад. Я скрылся в тенях с помощью силы и наблюдал, как она танцевала со снегом, наконец, открываясь той части себя, которая так долго спала.

«Прекрасна, – с затаённой гордостью думал я. – Противостояние ямаубам того стоило». И пусть впереди меня могла ждать расплата за предательство, я слишком долго жил в обыденности вечного существования.

А помощь Минори и те проблемы, которые она могла доставить проклятым старухам, цепляющимся за прошлое, хоть немного скрашивала, казалось бы, неизменную реальность. Пожалуй, впервые мне по-настоящему хотелось поблагодарить Сатоко за ту авантюру, в которую она меня втянула. Жаль, что эта юки-онна не могла меня услышать.

ТАИЧИ

Кто бы мог подумать, что я буду смущаться как юнец, не державший в руках меча, при виде моего сборника сюнги в руках гайдзинки! Мне, конечно, удалось сохранить лицо и даже смутить её в ответ, но моего смятения это не отменяло.

«Тоже мне, благородный самурай… Заставил девушку краснеть, лишь бы скрыть собственный стыд! – бранил я себя. – Хорошо хоть признался, что книга твоя, пусть чести в таком признании и мало».

Но что ещё я мог сделать? Засмущаться, покраснеть, попросить вернуть бесстыдные картинки вместе с тайником и спрятать их так, чтобы точно никто не нашёл? Да. Честнее было бы поступить так.

Но на самом деле я не сожалел о том, как повёл себя. Румянец на щеках Минори, такой яркий в сравнении с белоснежными волосами, был зрелищем, достойным того, чтобы ради него пойти на небольшое притворство.

Да и книжка, всученная мне одним из самураев даймё тогда, когда тот узнал, что я уезжаю домой и могу увезти запрещённые изображения, была одним из самых невинных сборников такого жанра. Пару раз за службу посетив ойран в квартале удовольствий неподалёку от резиденции господина, я видел и более шокирующие «весенние картинки». Причём некоторые из них девушки квартала разыгрывали с готовыми на такие эксперименты мужчинами даже вживую. Так что мне смущаться точно было поздно.

Однако для Минори сборник явно стал откровением. А видеть её смущение в моём присутствии после столь громких слов о том, что я ей не нравлюсь, было особенно приятно. Потому что мне гайдзинка нравилась.

Только внешне, конечно. Её характер и повадки всё ещё вводили меня в замешательство, да и не знали мы друг о друге почти ничего. Но, смотря на её румянец в заснеженном саду, я думал о том, что был бы не прочь узнать её лучше.

«Услышь мои мысли мать, она бы непременно напомнила о коварстве юки-онн, знаменитых своим талантом соблазнять мужчин, – думал я, проходя мимо комнаты Минори уже ночью. – Но если даже она больше не верит в то, что гайдзинка – юки-онна, значит, девушка действительно просто красива. Вот и вызывает интерес». В конце концов, я был молод и мог позволить себе любоваться и чуточку смущать Минори в моменты наших встреч.

Что касалось желания узнать её лучше – о нём всё-таки правильнее было бы забыть. Гайдзинка изо всех сил рвалась домой, а мне вскоре нужно было остепениться, женившись на той, чья семья упрочила бы положение моего рода в глазах даймё, а может быть, даже сёгуна. Возможно, грядущий переезд Минори в тясицу действительно был лучшим решением. Кто знает, возрос бы мой интерес, проживи мы под одной крышей целую зиму.

Несмотря на прагматичные мысли о будущем, я замедлился у двери гайдзинки. Половица под татами предательски