Преграды и прощение - Корали Джун

поле моего зрения попали мигающие синие и красные огни. Соседи выстроились вдоль дороги, наблюдая за всем происходящим. Появление папарацци было лишь вопросом времени. Копы попытались направить мою машину в объезд, но я припарковался и вышел наружу.

— Сэр, Вам сюда нельзя. — Офицер поднял руки и кивнул на машину. — Садитесь в машину и уезжайте. — Это был невысокий мужчина с короткой стрижкой, скучающим взглядом и большим носом.

— Я Хамильтон Борегар. Мой брат, отец и невестка находятся в этом доме.

На лице полицейского отразилось сочувствие, и Вера, спотыкаясь, вышла из машины и направилась к нам. Она вздрогнула, когда ее обдал порыв ледяного ветра. Дерьмо. Я даже не захватил ей куртку.

— Пойдемте со мной, — ответил офицер.

Мы пробились к переднему ряду машин, где обезумевшие полицейские выстраивались в шеренгу и орали в рации.

— Мне плевать, что придется вытаскивать детектива Бернса из постели для новобрачных с презервативом, все еще намотанным на его член. У нас захват заложников в доме губернатора, а он самый талантливый переговорщик из всех, что у нас есть.

Я прочистил горло. Офицер, выкрикивавший требования в рацию, был высоким, мускулистым, и у него не хватало переднего зуба. Я заметил татуировку у него на шее. Думаю, он не был типичным полицейским из «синих воротничков».

— Кто это? Кто Вы? — кивнул коп на Веру и меня.

— Я Хамильтон Борегар. Я позвонил после того, как Джозеф позвонил мне сегодня утром.

Вера ахнула и посмотрела на меня так, словно я предал ее.

— Мне очень жаль, Лепесток. Я должен был принять решение, которое обеспечит нам безопасность. Я не уступлю требованиям Джозефа.

Казалось неестественным не дать Джозефу победить. Вера выглядела уязвленной, но я бы пресмыкался перед ней всю оставшуюся жизнь, если бы это означало ее безопасность. Она посмотрела на меня, прежде чем заговорить.

— Мы поговорим об этом позже. Моя мама там? С ней все в порядке? — спросила Вера, ее глаза наполнились слезами. Я обнял ее и пристально посмотрел на офицера. К счастью, она не оттолкнула меня. Я знал, что сделал правильный выбор. Скоро и Вера поймет это.

— Расскажите мне все, что Вы знаете, Борегар.

— Сначала ответьте на вопрос моей девочки, — огрызнулся я.

Офицер закатил глаза и провел рукой по лысой голове, чтобы вытереть пот. С того места, где я стоял, мне был хорошо виден дом.

— Я офицер Гидеон. Наши офицеры подъехали к дому примерно через тринадцать минут после получения вызова. По прибытии Джозеф Борегар открыл дверь и направил на обоих офицеров огнестрельное оружие, велев им уходить. Один из полицейских увидел кровь на полу, покрывавшую лицо, руки и торс Джозефа. Другой увидел женщину, которую позже опознали как Лайлу Борегар, скрючившуюся в углу. Оба отступили после того, как подозреваемый выдвинул требования.

— Какие требования? — спросил я.

Он оглядел меня с ног до головы.

— Вы сказали, что Вас зовут Хамильтон?

Я нахмурил брови.

— Да?

Офицер огляделся по сторонам и понизил голос.

— Он потребовал поговорить с Вами.

Вера прижала тыльную сторону ладони ко рту и всхлипнула.

— Так что мы будем делать? — спросил я. — Какой у Вас план?

Офицер Гидеон выдохнул.

— План состоит в том, чтобы Вы рассказали мне все, что, черт возьми, Вам известно. Мы не будем предпринимать никаких шагов, пока не приедет переговорщик. Мы не знаем, мертв ли губернатор Борегар. Не знаем, кто находится на территории. Сейчас мы ждем.

— Пропусти, мудила! — услышал я крик Сеинта.

Я посмотрел через плечо на своего решительного брата, внезапно почувствовав облегчение от того, что он здесь. Мы вместе начали эту игру в месть и, похоже, вместе же ее и закончим.

— Пропустите его! — крикнул я офицеру, который не давал Сеинту подойти ближе.

— Этот шизик в розовом галстуке-бабочке и неоновой рубашке с надписью «Пенис» спереди — с Вами? — офицер Гидеон был невозмутим.

Да, он был чертовски странным, но мы были семьей.

Я шумно выдохнул.

— У этого шизика есть доказательства того, что губернатор Джек планировал мое убийство. Он также нашел доказательства того, что Джозеф Борегар отмывает миллионы долларов через «Борегар Индастриз».

Вера грызла ногти. Сеинт ухмыльнулся. Офицер Гидеон выглядел так, словно хотел быть где угодно, только не здесь. Уверен, он уже подсчитывал, сколько бумажной волокиты ему предстоит.

— Пропустите его, — ответил Гидеон. — Кто-нибудь, принесите мне пачку сигарет!

21

Вера

Моя мать была в том доме. Несмотря на то, что в последнее время нас разделяла огромная пропасть, я инстинктивно чувствовала, что та все еще жива. Она должна была быть жива. Нам столько всего нужно исправить.

— Вера? Ты здесь? — спросила Аника.

Портативного обогревателя, установленного полицией штата, было недостаточно, чтобы согреть мое замерзшее тело. Я вздохнула, прежде чем ответить.

— Мы все еще здесь. Переговорщик уже час пытается связаться с Джозефом.

За шесть долгих часов, прошедших с тех пор, как мы прибыли, приехали ФБР, пресса выстроилась вдоль улицы в полумиле от нас, а полицейские установили палатку, которая служила временным штабом. Я рассказала и пересказала свою версию событий офицеру Гидеону, а затем и агенту ФБР. Я отвечала на вопросы, пока мой голос не охрип. К счастью, они позволили мне сделать перерыв, пока Хамильтон и Сеинт делились собранной ими информацией об отмывании денег. Мне не разрешили много рассказывать Анике, поскольку ситуация с заложниками не разрешилась, но ее голос меня успокоил.

— Мне очень жаль, что так сложилось, Вера. Могу я тебе что-нибудь принести? Кажется, у тебя стучат зубы, я могу привезти тебе что-нибудь теплое.

На мне уже было пальто. Меня знобило не от холода. Это был адреналин. Я чувствовала себя одновременно напряженной и истощенной.

— Мне бы не помешало немного мудрости, — призналась я.

Аника на мгновение замолчала.

— Я не думаю, что красивые слова — это то, что тебе сейчас нужно. Думаю, тебе нужно прокричаться. Я ничего не могу сказать, чтобы облегчить восприятие этой ситуации. Сейчас не время заглядывать глубоко в себя и искать ответы на жизненные вопросы через призму философии. Пришло время выплеснуть боль, Вера. Ты не обязана быть сильной. Тебе позволено бояться. Тебе можно плакать и переживать за маму, понимаешь? А еще, тебе можно злиться.

Я посмотрела на Хамильтона, стоящего слева от меня, который что-то рассматривал на ноутбуке. Сейчас я чувствовала оцепенение. Мне казалось, что я каким-то образом отключила свой разум, чтобы разобраться в происходящем безумии.

— Мне нужно во многом разобраться, — призналась я.

Я все еще злилась на Хамильтона за то, что он солгал мне и