Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

Среди таких же перепуганных людей она узнала дев и детей из городища. Даже Малка со своими кривыми тонкими косицами была среди них. Они все плакали и кутались в шубейки, но на минуту Соловейке показалось, что ничего страшного не случилось, раз они все вместе. Будто их собрали для какого-то обряда и сейчас поведут на капище, поставят в круг. А плачут они от того, что их от игры забрали. От веселья, от песен, от беззаботности. А даже самый скучный и долгий ритуал заканчивается, и они все смогут убежать к своим родным.

Но девы всё не унимались, а среди диких, хохочущих мужиков не было ни одного знакомого. Поёжившись от холода, но больше от страха, Соловейка подошла к Малке. Та, увидев её, бросилась на грудь с воплями. Едва удалось её схватить, как вдруг над головами просвистел кнут. Он рухнул на спину рядом стоявшей девицы, та взвыла, тут же повалившись на землю. Малка и Соловейка испуганно вскрикнули, и увидели, как дикий, грязномордый степняк наскакивал лошадью прямо на них, как дурак размахивая кнутом. Хотелось сказать, чтобы смотрел, к кому кнут прикладывает, ведь тут девицы, но слова застряли в горле. Нет, никакой это не праздник, никакой это не обряд… Где её братья с дружиной и где этот непромытый с дикими глазами. Он всё так же махал кнутом, но больше никого не бил, только что-то орал. И из криков его было понятно только: «Заткнуться! Молчать, дура!». Потом он ткнул кнутом в своего дружка: «Вяжи!». Вокруг девиц как звери закружили степняки, сбивая в кучу. Девы жались друг к дружке, прикрывая руками головы с растрепавшимися волосами: косынки, ленты да очелья с них послетали.

Страх задрожал внутри, как тронутая пальцами струна. С каждым новым девичьим криком Соловейка всё отчетливее понимала – все они попали в беду. Она прижала ладонь к груди, второй гладя Малку, закусила губы, чтобы не разрыдаться. Один из бандитов приволок огромное бревно с вбитыми в него кольями наподобие лестницы. Мужики ловко и сноровисто хватали девок, обвязывали им руки верёвкой, а потом этой же верёвкой привязывали к кольям. От ужаса у Соловейки всё внутри сжалось. Она смотрела, как одну за одной девиц хватали, а когда схватили и её, не смогла даже вскрикнуть от тупого изумления.

Привязанных к бревну девиц бросили в длинные деревянные сани и потащили дальше, всё дальше и дальше от дома. Соловейка не могла поверить, что с ней такое стряслось. Казалось, за княжескими стенами ничего никогда не могло произойти, а теперь беда сыпалась на неё оглушительным, убийственным камнепадом. Погибла сестрица, пропал Корьян, братец Аяр её ненавидит. Весь дом её ненавидит, а князь уехал… Соловейка не сдержалась, всхлипнула, вспомнив сильного и смелого князя Остромысла. Разве могло бы что-то такое под его приглядом случиться?.. Не могло! Если бы он только не уехал!..

Тем временем день мигнул красным глазом над заснеженным полем и ушел. Стало темно и очень холодно. Сани остановились, все девицы сжались, не зная, чего теперь ждать. А степняки зажгли костры, и все увидели, что остановились они в каком-то селище. Может, местные мужики им помогут?..

Но селище было мертво и давным-давно разграблено. Степняки на ломаном русском приказали выйти из саней, а когда притихшие девицы не послушались, засвистели над ними кнутами. По одной, таща на себе тяжелое бревно, девы всё-таки вышли, но шагать по взбитому несколькими десятками ног снегу было невозможно. Туго затянутые верёвки разрезали руки, а бревно давило на плечи. Девицы пригибались, а потом начали падать одна за другой. В грязь свалилась и Соловейка, бревно прижало её и остальных к земле невыносимой ношей. Всей душой и телом она почувствовала, что никто к ним не придёт на помощь. Она будто над самой собой вспорхнула и увидела: их всех, девиц Ольхова городища, угнали в плен жестокие, коварные степняки. И никого, кто мог бы им помочь, сколько хватало глаз она не видела.

Даже Корьян куда-то исчез… Неужто убили его?.. Соловейка плакала, пока вокруг них носился конник с хлыстом. Ударами и руганью он пытался поднять пленниц, но ничего у него не выходило. Девушки рыдали и не могли идти дальше. Над самым ухом Соловейки по-детски причитала Малка. «Ой, маменька родненькая, забери меня отсюда, маменька, на что ж нас тут бросили все. На кого ж мы тут останемся?! Ой, маменька!». Степняк, страшно ругаясь, шарахнул по ней и по Соловейке кнутом, оставляя красную полосу на спинах. Соловейка закричала, лишь бы выплеснуть из себя с криком всю боль и страх, но он был сильнее. Страх прилипал к ней, примерзал, как ледяная рубаха к коже. Она вся будто из него теперь и состояла.

Только битьём и сумев поднять девушек, и заставив идти, степняки загнали их в холодную избу. Она была настолько крошечная, что бревно встало ровно меж двух стен, заставив пленниц всю ночь стоять на ногах. Некоторые падали, но боль в руках заставляла их снова подниматься. Было холодно, но не так, чтобы уснуть и больше никогда не проснуться; было темно, но не так, чтобы ничего вокруг себя не видеть; было громко и шумно, но не так, чтобы девичьи крики заглушали собственные, бегающие по кругу мысли.

Утром, когда чернота еще недорастворилась, замёрзших, измученных и совсем потерявших волю девиц снова выволокли на снег.

Соловейка дрожала, но рыдать перестала: на крики и слёзы не осталось больше сил. Только безумными глазами оглядывала поляну в окружении еще не потушенных костров. Совсем недавно она бежала по такой же поляне в одной шубе к своему князю. Тогда вместо гортанных чужих воплей её окружали знакомые голоса дружинников и смех её братьев. А вместо страха в груди горело желание и щекочущая неизвестность. Где же ты теперь, князь?.. Зачем их всех оставил? Что с ними со всеми будет?..

И будто призрачной надеждой сквозь эту ужасную ночь до Соловейки донёсся знакомый голос. Она вскинула голову, до боли прикусив замёрзшие губы. Но нет, никакой ошибки. Разве она могла бы ошибиться?!

– Корьян! – крикнула она, стараясь разглядеть брата в толпе степняков.

Его голос она теперь ни с кем не перепутает! Он где-то рядом и непременно им всем поможет. Он всегда был такой хитрый, наверняка и степняков, как заяц лису, обведёт вокруг