Американка - Хэдди Гудрич

все. Уже много лет в здание просачивается вода, его захватили растения… Так гора наказывает эту резиденцию за высокомерие и амбиции, за ее мечту о великолепии. Гора побила ее палками, изнасиловала и плюнула сверху. Даже обширные парки задушили сорняки и корни деревьев, дворец обезобразили надписи и валяющийся повсюду мусор. Я видел все это своими глазами, когда несколько лет назад пришел сюда с друзьями спокойно выкурить косячок.

Я приподнялась на носочки, чтобы поцеловать Раффаэле, когда наши губы окажутся на одном уровне. Вокруг не было ни души, только кое-где сидели птицы, не догадавшиеся мигрировать. Я слышала, как птицы пели, чувствовала, как руки Раффаэле обнимали меня за талию, чувствовала весь жар и горечь его губ. Я хотела, чтобы Раффаэле взял меня прямо здесь и сейчас, в этом диком заросшем, оскверненном наркоманами саду. Хотела, чтобы он любил меня на влажной земле, покрытой сухими листьями, которые прилипали бы к нашей коже. Хотела, чтобы мы забыли о приличиях, забыли о презервативе. Свирепая сила нарисованной моим воображением картины, моего собственного желания напугала меня.

— Пойдем, — сказал Раффаэле.

— Куда?

— На вершину Фаито, на самый-самый верх.

* * *

Недалеко в тени я увидела табличку. «Прохода нет» — прочитала я разочарованно. Ограждением служила длинная упавшая ветка. Но впереди угадывалась просевшая на повороте дорога, усыпанная веточками, камнями, вся в ямах. Раффаэле остановил мотоцикл, но не выключил мотор.

— Подожди секунду, — он убрал ветку с дороги и кинул ее в сторону. Отряхнул руки, вернулся к мотоциклу и снова сел за руль.

— Мы же не поедем по этой дороге?

— Почему нет?

— Но на табличке написано…

— Ну и что? Ее установили только несколько лет назад. Тут все равно все ездят и на мотоциклах, и на машинах. В середине зимы какой-то идиот застрял здесь в снегу, но летом в этих местах спокойно. Сюда даже всей семьей приезжают на пикники и за грибами. Иначе, чтобы добраться до вершины горы, надо доехать аж до Вико, а это очень далеко.

— А все эти ветки и камни?

— Они из-за дождя нападали. Государство не хочет заниматься этой дорогой. Ну и отлично, мы сами все сделаем, это ведь наша гора.

Его слова меня не убедили. Здесь было холоднее, и местность казалась негостеприимной, она больше не была похожей на ухоженные террасы. За нависающие скалы могли зацепиться только каштаны, дубы и буки, которые привыкли к суровым условиям. Даже сама дорога не смогла залезть на подобную высоту. Куски ограждения с одной стороны пали под магнитным притяжением горы, а с другой стороны были оплетены корнями деревьев, которые ограждение должно было сдерживать.

— Это не опасно, ты же со мной, — настаивал Раффаэле. Тем не менее колеса мотоцикла не сдвинулись ни на дюйм вперед. — Но, если ты не хочешь, давай вернемся. Как скажешь.

— А долго ехать?

— Тринадцать километров.

Раффаэле оставил выбор за мной, а я не хотела принимать решение. Лучше бы он, как обычно, управлял ситуацией самостоятельно, особенно сейчас, когда мне казалось, что мы всерьез играем с судьбой. Мы были совершенно беззащитными на этом мотоцикле, у нас не было даже шлемов. Мы могли упасть в яму или врезаться в валун. Могли потерять управление, перелететь через руль, разбить голову, упасть в пропасть… И все же за голыми деревьями сияло солнце, и я чувствовала, как волна страха словно толкала меня вперед, навстречу пути, который, возможно, уже был предначертан.

— Нет, поехали.

К счастью, ехали мы медленно. Это напоминало мне прогулку на лошадях. Тело Раффаэле было напряжено, как у жеребца, в попытках объехать все препятствия, все комья земли и камни, которые, наверно, и оставили на дороге все эти маленькие кратеры. Раффаэле рассказал, что раньше это была вьючная тропа, частная дорога, по которой зимой в тележках, запряженных ослами, перевозили снег. Его собирали на вершине горы и продавали внизу, в городе.

— А сейчас достаточно включить холодильник, — заметил Раффаэле.

До недавнего времени тут были конюшни, большинство из которых сейчас превратились в развалины, а лошади одичали. По словам Раффаэле, если нам повезет, мы услышим, как их копыта ступают по сухим листьям, а может, услышим бредущих коров или овец, которых тоже оставили на произвол судьбы.

Я видела в основном следы пребывания людей. Длинные куски проводов, телефонные или электрические, которые больше ничто ни с чем не соединяли. Столб канатной дороги, вздымающийся из скалы, как мимолетное напоминание о далеком городе. Разбросанный мусор. Старые дорожные знаки с нечитаемыми надписями и изрешеченные пулями. На одном можно было разобрать надпись, хотя знак буквально врос в плоть дерева. Надпись гласила: «Пожароопасно». Мне показалось странным, что гора, из которой вытекало так много воды, оказалась способна породить огонь.

Да, тут были знаки человеческого присутствия, но эта земля не принадлежала никому, находилась на границе с неизвестным. Здесь стояла слишком громкая тишина, все словно застыло, даже листва деревьев не шевелилась, стволы замерли, как часовые. Кора дубов была похожа на морщинистую кожу, ограждение дороги разрушалось и выглядело как зубы престарелого гиганта. Вершину Фаито так и называли — «Коренник». Пик представлял собой бесформенный валун, оставшийся после ярости Геркулеса. Я не знала, доедем ли мы до него по этой дороге. Раффаэле притормозил перед очередной веткой, ловко объехав ее. Мой ботинок коснулся шершавого камня ограды, и я закрыла глаза, чтобы не смотреть вниз. Короткий луч солнца погладил меня по лицу.

— Однажды сюда за грибами приехал тип на машине, а когда вернулся после прогулки по лесу, обнаружил, что ему спустили шины.

— Зачем?

— Они хотели оставить ему небольшое сообщение.

— Кто?

— Может, киллеры тут сидели в засаде, но скорее всего — прежние хозяева горы. На этой высоте всегда было царство старого аграрного клана Каморры, у них тут были плантации марихуаны, хранилища древесины, незаконно выстроенные дома.

— А что, древесина такая ценная?

— Ты видела, сколько в Кастелламмаре пиццерий?

Мы проехали мимо огромного валуна. Наверное, недавнее наводнение сместило его с насиженного места, и теперь он готовился к безрассудному падению вниз, на равнину. Как ржавчина разъедала дорожные знаки, меня разрушало раскаяние. Ехать по этой дороге было безумием. И все же чем дальше мы продвигались, чем ближе были к цели, тем меньше мне хотелось повернуть назад.

В итоге дорога приняла решение за нас. Перед нами оказалось упавшее дерево, которое разделило дорогу на две части и лишило нас всякой надежды продвинуться вперед. Теперь я не узнаю, как солнечно там, на вершине, какой великолепный вид открывается оттуда. Раффаэле даже не попытался подвинуть массивный