Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

Я молчу, не в силах выдохнуть, не в силах шевельнуться. Внутри меня всё рушится, обваливается, как карточный домик под ударом кувалды.

— Почему? — хриплю, сжимая крепко телефон. — Ты же говорил, что шансы есть!

— Потому что всё оформлено против неё. Понимаешь? Документы, акты поставок. Часть подписей Анна признает, говорит, что действительно подписывала какие-то бумаги, но не помнит точно, какие и когда. Другую часть она категорически отрицает, утверждает, что это подделка. Но главное — компоненты для её парфюма не поступали, а деньги ушли на офшорные счета. Пока неизвестно, кому они принадлежат. Проблема в том, что по нашим законам, даже если она не помнит, но подпись её — это её прямая ответственность, её подтверждение сделки. А факт отсутствия поставок и вывода денег на неизвестные счета является чистой воды мошенничеством. Это ключевой, неопровержимый аргумент обвинения, Артём.

Сжимаю руль до побеления костяшек, ощущая, как дрожат руки. Это кажется бредом, абсурдной, чудовищной ошибкой. Моя Аня, с её обостренным чувством справедливости, с её одержимостью чистотой во всем, с её безупречной репутацией… и вдруг мошенница. Нет, это невозможно. Это не укладывается в голове.

— Это всё Воронцов, я же говорю! Он её подставил! — выкрикиваю, в груди нарастает давление, готовое разорвать меня изнутри.

— Да я понимаю, Артём, — вздыхает Игорь, в его голосе слышится усталость и безысходность. — Но мы пока не можем этого доказать. Он чист. В его компании идеальный документооборот, все транзакции легальны на бумаге. А ее юрист вообще исчез. Не отвечает на звонки, на связь не выходит. Его молчание только усугубляет ситуацию. Словно он замешан. Суду нужны доказательства, а не эмоции. Мы будем подавать апелляцию, но ты должен быть готов к любому исходу. Тем более еще и в прессе шумиха поднялась…

— А что с прессой? — моментально настораживаюсь, предчувствуя новый удар.

— Всё плохо, — вздыхает Игорь, и я почти вижу, как он потирает переносицу. – Новость уже просочилась. Некоторые издания полощут её имя вовсю, смакуя детали. Пишут про «мошенницу-парфюмера», про «крах империи Gromova Shine», рисуют карикатуры. А Воронцов… он выступил с официальным заявлением. Прямо сейчас, буквально пару часов назад.

— И что этот клоун сказал? — злость душит меня, перехватывая дыхание.

— Что в связи с выявленными фактами мошенничества и нарушениями контрактных обязательств, согласно пунктам договора, все права на бренд «Gromova Shine» и все формулы ароматов переходят к его компании. Он, видишь ли, «с прискорбием сообщает о данном инциденте» и «вынужден принять на себя ответственность за будущее столь перспективного бренда».

Меня буквально накрывает волна чистого, животного бешенства. Холодная ярость обжигает изнутри, заставляя мышцы напрягаться до предела. Он не просто посадил Аню, он отнял у неё дело всей жизни, её детище! Её мечту, её имя!

— Сука! — вырывается у меня, я с силой бью кулаком по панели машины. Боль в костяшках отрезвляет лишь на мгновение.

— Артём, успокойся! Ты должен быть рассудительным! — голос Игоря звучит уже почти как приказ.

— Обязательно, — хмыкаю я в ответ, и в этом единственном слове сквозит такое отчаяние и такая решимость, что меня самого пробирает дрожь.

В голове зреет безумный план. Меня разрывает от злости и беспомощности. Я не могу ждать, пока законы и ходатайства сработают. Я должен выбить правду, вытащить её из этих гадов.

Набираю номер Кати. Она не отвечает. Я попробую ещё раз, потом ещё. Она всегда любила, чтобы её добивались, чтобы за ней бегали. Что ж, Кать. Ты этого момента дождалась… И он тебе не понравится.

Мой разум лихорадочно прокручивает варианты. Где её найти? Нахожу её адрес через наш временный договор с Виктором.

Район модный, новостройки с панорамными окнами, где каждый метр кричит о достатке и демонстративной успешности. Я еду туда, сердце колотится в груди тяжёлым, глухим стуком.

Паркуюсь чуть в стороне, чтобы не привлекать внимания, и жду. Время тянется медленно, как вязкая смола. Каждый проходящий мимо силуэт заставляет меня напрягаться.

Наконец, через час, она выходит из подъезда. В коротком пальто, элегантная, как всегда, с дизайнерской сумкой через плечо, волосы собраны в небрежный пучок. Она идёт к своей машине, будто ничего не происходит в мире, будто Анютка не сидит в камере. Эта её показная безмятежность только подливает масла в огонь моей ярости.

Я резко покидаю машину, перехватывая её на тротуаре. Хватаю за локоть, не заботясь о том, насколько грубо это выглядит.

Она вздрагивает, её глаза, только что равнодушные, расширяются от недоумения, которое в то же мгновение сменяется чистым, незамутнённым презрением. Узнавание мгновенно стирает с её лица всякую маску.

— Артем? Ты что здесь делаешь? – голос ее холоден, как лед, но в глубине зрачков мелькает испуг. Она боязливо озирается по сторонам, ища свидетелей, спасения.

— Нам нужно прокатиться и поговорить, – шиплю я в ответ, сжимая ее руку так, что, наверное, останутся синяки. Мой голос не оставляет места для возражений.

— Ты что, с ума сошел?! Отпусти меня! – Катя дёргает руку, пытаясь вырваться, её глаза мечутся, полные паники. – Что тебе надо?! Отпусти, мне больно!

— Потерпишь, — отрезаю холодно и с ненавистью. — Из-за тебя сейчас моей женщине плохо, так что ты переживешь некоторый дискомфорт.

— Твоей женщине?! – Катя резко, со звериной злобой выдергивает свою руку из моего захвата, её лицо искажено. – Это ты во всем виноват! Ты! Ты сам все разрушил! Не захотел быть со мной! Не купил бизнес Вити! И мы теперь нищие! И мне срать на твою жену и на то, как ей сейчас! Ты сам все это заварил! Надо было не дуру эту выбирать, а меня!

Ярость вспыхивает во мне с новой силой, затмевая разум.

— Дура — это ты, – цежу сквозь зубы, голос дрожит от бешенства. – А она — моя жена. Законная. Тебе что-то привиделось и померещилось. Я в жизни более отвратного зрелища не видел, как в ту ночь, когда ты мне в штаны лезла.

Её лицо перекашивается от злобы.

— Сволочь! Пошел ты со своей Анечкой. Она сидеть будет, ясно?! А ты ей сухари таскать до седых яиц будешь!

Моя рука инстинктивно сжимается в кулак.