И тут я увидела чудовище - Екатерина Началова

Вся я, что была и накопилась, осталась у Ингренса. Мне кажется, что в тот момент, когда я вошла в магический портал, попрощавшись с титулом официальной спутницы короля, ниточка, которой я соединилась с ним, начала разматываться. Она разматывалась, разматывалась... А потом я вся вышла. Неужели никто не видит, что мои внутренности пусты, что я вся пуста? Вот же эта нить, торчит из солнечного сплетения. Неужели не видно, что я — лишь тусклая оболочка без содержимого?

Последние недели я имитирую сама себя. Со мной осталась только девочка Кларисса: ребенок, который случайно закрыл дверь, не знает, как открыть, и то ревет, то улыбается, то говорит ерунду через замочную скважину. Я вдруг потеряла интерес к ремонту, к платьям, к будущем дому... Ко всему. Единственным занятием, которое я еще могу терепеть, стало развлечение маленькой Клариссы. Да, я занимаюсь тем, что схожу с ума. Ингренс же говорил, что надо попробовать.

Пробую...

Пороя я вяло думаю, что он бесчувственный монстр, но уже не верю сама себе. Неважно. Я схожу с ума целенаправленно и методично.

Один день я делала все наоборот: спала под кроватью, одевала одежду наизнанку, ходила задом-наперед, называла завтрак ужином, ела суп вилкой и даже начала говорить слова-наоборот. Последнее оказалось интересной задачкой для разума: если в начале дня было нелегко, то к вечеру я могла практически сходу сказать наоборот сразу целое предложение.

Другой день я произвольно назвала водным, только глянув на разливающуюся за окном весну. Водный день — это вода. Я плавала в лужах, в каждой луже. Некоторые из них были так велики, что должны были казаться девочке морем. Я заставляла ее плавать по морю разными способами. На спине, на животе, на боку. Было весело, холодно и грязно.

Мама пытается со мной разговаривать. Отец взывает к разуму, даже пытался приказывать. Я только смеюсь. У меня был и такой день — день смеха. Смеяться над всем оказалось не так просто... сначала. Но к вечеру, я уже легко могла рассмеяться на закат.

Я учусь сходить с ума. Это не так легко, когда ты еще в своем уме. И очень сложно, когда единственное, что хочется — лежать бревном, молча ожидая, когда пройдет боль. Кстати, когда? Пятидесятый день пошел... Сколько можно?

Сейчас в воздухе мелодично позвякивают колокольчики, сладко пахнет первыми распустившимися цветками, а солнце тепло ласкает кожу. Я принимаю и раздаю поздравления. Мама организовала пикник в честь дня весны, и к нам слетелись, кажется, все высокородные семьи Запада. Отбиваясь от нескончаемого потока желающих завести разговор, я внезапно понимаю, что мы заняли верхнюю строчку в рейтинге самых влиятельных местных семей. Взрослые мужчины не отходят от моего отца, женщины — от матери, мне же достались молодые драконессы и молодые мужчины. Первые хотят узнать горячие детали из первых рук, вторые — открыто флиртуют. Я растягиваю губы в улыбке, автоматически протягивая руку в белой перчатке шатену с копной буйных кудрей. Мужские пальцы держат крепко.

— С весной, леди! Вы очаровательны!

Он дарит мне традиционный колокольчик, украшенный зелеными нитками и красными бусинами — символы весны.

Шатена тут же смещает блондин.

— Леди Кларисса, со всем уважением примите от нашей семьи...

Сзади заходит третий.

— Весенней радости, леди. Как поживаете?

Они разговаривают со мной так, будто я самая привлекательная женщина в стране. Теперь я — заманчивая невеста с огромным приданым, та, кто заключил выгоднейший брачный договор с правящим Драконом. О том, что наш договор был неконсумирован, знают все — и уважают наш род еще больше. Афера Ингренса совершенно удалась, Запад принял его. Он провел всех их, снова.

Я уже знаю, как это случилось в первый раз. В один из тех счастливых дней, я решила задать Ингренсу особенный вопрос, который в той или иной форме задаёт каждая влюбленная женщина.

— Ты бы за меня сразился?

В тот момент я гладила мужскую грудь, то одну сторону, то другую, перебираясь по гладким холмам широких мышц от ключиц до маленьких розовых сосков. Кожа под пальцами ощущалась шелковисто-атласной, и я никак не могла остановиться. Почему-то от него опять вкусно и свежо пахло мятой.

— С кем? — ответ был деловит и лаконичен. Это означало, что мой король всех льдов не мечтал беседовать на отвлеченные темы. Или конкретно на эту тему. Или конкретно сейчас.

А мне надо было эту и сейчас. И чтобы он ответил «да». Я хотела, чтобы Ингренс подтвердил, что всех бы заломал, с любым бы сразился, потому что он меня лю...

В общем, даже детям понятно, зачем задают такие вопросы!

— Например... с Хрисанфром!

Я наблюдала за непроницаемым лицом с затаенным ожиданием.

Сейчас... Сейчас он скажет...

— Нет, — последовал короткий неромантичный ответ.

Скуксилась.

— Значит, ты бы от меня отказался?

— Нет.

— Отказался бы, если бы ты не сразился... — заметила я с разочарованием.

— Я бы его арестовал, — без энтузиазма бросил Ингренс, с заметным усилием включаясь в мою игру.

— А если бы не смог?

— Обманул. Послал в другую сторону.

— А если бы не удалось обмануть и арестовать, сразился бы?

— Нет, — с нажимом ответил Ингренс и поднял на меня леденеющий взгляд. Я немного струхнула, но не отступила.

— Тогда он бы меня забрал.

— Я мог бы выставить вместо себя хорошего бойца, — прокомментировал мой король, суровея на глазах. Взгляд его уже не предвещал ничего хорошего. Но я очень-очень хотела добиться хоть какого-то признания.

— А если бы бойца не было?

— Тогда дал бы забрать, — ему надоело. — После нашел бы метод вернуть тебя. Или убрать его.

Ответ меня совершенно не устроил.

— Ренс, мне просто нужно, чтобы ты сказал, что сразишься за меня, — расстроено объяснила.

— Леди... — досадливо выдохнул. — Вас интересует результат или метод? Я не буду сломя голову кидаться в битву, в которой не могу победить. Это глупо. Иногда надо выждать.

— Почему глупо? Ты же самый сильный... Если ты победил в битве за престол, ты запросто сразишь дюжину Хрисанфров...

В ответ Ингренс звонко хохотнул, и с удовольствием потянулся, вытягиваясь рядом с грацией лесного кота. Я тут же погладила поджарый бархатный живот.

— Лестно, что ты восхищена моей выдающейся мускулатурой, — лениво мурлыкнул Ингренс. От напряжения не осталось и следа, зато сарказм можно хлебать ложкой. Я сложила губы трубочкой, серьезно оглядывая имеющиеся мускулы. По-мужски