Мисс Эндерсон и её странности - Анастасия Зарецкая

сомневаюсь в том, что мистер Гилсон — порядочный сотрудник, каких ещё поискать. Но именно в этом деле и беспристрастность его, и безжалостность я могу подвергнуть сомнению. Вы же знаете сами, не можете не знать — он любил её. Эту Бернис… мою сестру. Она значит для него слишком многое. Он разговаривает со мной, а сам представляет её.

Алеста бросила на Вогана Спрейка пылкий взгляд, ожидая, что он начнёт спорить с её словами и оправдывать Кея. Но Воган Спрейк лишь едва заметно кивнул. Тогда Алеста продолжила:

— Быть может, если бы я не была так сильно похожа на неё, мистер Гилсон и вовсе не обратил бы внимания на мою персону. Я ведь всего лишь содержу маленькую лавку в богом забытом городке. Я была бы для него не более, чем свидетельницей.

— Вполне вероятно, — согласился Воган Спрейк, — что в таком случае Кейдену в самом деле потребовалось бы немного больше времени.

Алеста потянулась к маятнику, толкнула язычок, и тот закачался из стороны в сторону, не преследуя своими движениями никакой цели.

— Хотя, — продолжила она, — мне кажется, та часть, к которой я имею непосредственное отношение, является лишь одной из граней большой истории, что вам ещё предстоит распутать. Но я-то свою роль уже отыграла, правильно?

— Не совсем, — заметил Воган Спрейк, порядком удивив Алесту. — Вы лишь высказали собственную гипотезу по поводу произошедшего. Но нам действительно придётся по уши погрязнуть в интрижках магического мира, прежде чем мы определим все действующие силы. Давайте дождёмся Кейдена. Не сомневаюсь, что откровения, которые он принесёт на своём хвосте, впечатлят нас до дрожи в коленках. Вы голодны, мисс Эндерсон? Не желаете ли выпить чаю?

Алеста взглянула на него с сомнением:

— Желаю, но… Вы не боитесь, что я могу принести вам вред? Всё-таки я… — И она вновь замолчала, не в силах открыто признаться в содеянном. — Мои способности не всегда мне подконтрольны.

— Мисс Эндерсон, милая, — Воган Спрейк поправил прядь волос, упавшую поверх брови, — я живу в городе, который переполнен магическими дарованиями. Каждую минуту, проведенную здесь, я рискую нарваться на заклинание от неумехи, который возомнил себя специалистом в магии и решил убедить в этом окружающих. Поверьте мне, за сорок лет жизни я успел сродниться с этим риском.

Едва в кабинет вошла помощница с чайничком и двумя чашечками на белом глянцевом подносе, как стал явственно ощутимым запах малины и мяты, одновременно и красочный, и умиротворяющий. Чайные чашечки своими очертаниями напоминали ракушки: состояли из множества отходящих от центра перламутровых долек.

Прислонив чашечку к губам, Алеста смотрела в окно. И думала обо всяком.

В частности и о том, что меньше всего на свете ждёт возвращения Кея.

Ведь они так прекрасно распрощались, не обмолвившись ни словом. Ещё немного времени, года три, и можно будет окончательно убедить себя в том, что его никогда и не существовало. Впрочем, кто знает, где Алеста будет отбывать отсчитанные ей дни три года спустя.

Да, быть может, Алеста и не выказывала свою привязанность к Кейдену Гилсону открыто и однозначно.

Но она ловила каждое его словечко, каждый взгляд, который выходил за рамки формального общения. А богатое воображение, верный спутник Алесты с самого детства, уже складывали их в своё собственное творение — замок хрустальный, сияющий под солнечными лучами всеми цветами радуги, поражающий переливами, но всё-таки хрупкий до невозможности.

Нужно время. Осознать, что эти слова и взгляды были посвящены не Алесте.

Принять, что и любовь этого смешного следователя, и любовь матери её сестра присвоила себе легко и непринужденно, без всякого злого умысла.

Удивительное дело, что за время не самой короткой прогулки Кей ни разу не попал под колёса автомобиля и не сбил движение трамваев. Поскольку шёл он, не разбирая дороги. Ноги сами несли Кея к месту назначения, и на окружающую обстановку он смотрел свысока, через толщу мыслей, тяжелых и густых, как грязь в подтаявшей луже.

Многое оставалось непонятным.

Точнее говоря, непонятным было всё, начиная с самой первой строчки этой истории. Откровения обрушились на голову первым снегом, напрочь лишившим и способности видеть дальше собственных пальцев, и надежды добраться до дома, ничего при этом не отморозив.

Приятнее было верить в удивительное совпадение. Внешность Лесс, что даже мельчайшими деталями отсылает к внешности Бернис. Убедить себя в том, что их связывает лишь только оболочка, а в остальном они существуют друг от друга отдельно. Два параллельных мира, и в каждом — своя девчонка с огнём волосах и колким язычком.

Одна авария всё-таки произошла. Два мира врезались друг в друга, разлетелись на множество запчастей, и Кей теперь спотыкался то об осколок мира, в котором существует Бернис, то о мир с Лесс.

Но больше всего пугает то, что Лесс в самом деле может оказаться виноватой в этом происшествии. Хотя истинная вина её заключается лишь в том, что она оказалась слишком похожа на собственную сестру. И что тогда? Поступиться собственными принципами? Спасти? Чтобы через пару деньков справедливость всё-таки восстановилась, и на Кея навесили наказание, соответствующее его проступкам.

У Бернис всегда была собственная мама. Не слишком-то похожая на дочь, но окружающие оправдывали это тем, что Лесс пошла в отца.

Теперь же выяснилось, что обе дочери слишком сильно напоминали мать. Настоящую, не фальшивую — Жолин Эндерсон. Отчего же всё-таки судьба оказалась к ним так сурова? Зачем разбросала по разным городам, окружила людьми, не имеющими между собой ничего общего? И хранила эту тайну на протяжении двадцати четырех лет. До тех самых пор, пока Кей не заявился в Плуинг. Или, будем точны, до тех пор, пока в Плуинг не заявился охотник, который в итоге оказался жертвой.

И вот такой вопрос. Если судьбой управляют люди, кем был тот, кто распорядился так поступить с Бернис и Лесс?

И он ли откроет дверь, когда Кей нажмёт на звонок?

Дом Миллиганов привлекал взгляд каждого, заглянувшего на эту богатую улицу. Он наверняка заинтересовал бы и Лесс, которая восхищалась даже скромным садиком у Гилсонов, если бы Кей провёл её по этой дороге; однако последние три года Кей предпочитал добираться до родительского дома с другой стороны этой улицы, чтобы лишний раз не заглядывать в окна к Бернис.

Дом был высоким — в три полноценных этажа — и даже имел небольшой чердачок. Стены его привлекали внимание цветом — кофе с молоком, оттенок чистый и незамутненный, выделяющийся