Ночной скандал - Аннабел Брайант

ей всегда нравилось общество Киркмена — по крайней мере, пока он не начал наседать на нее с брачным предложением, — теперь ему следует больше времени уделять собственным делам. Возможно, получив несколько отказов подряд, и он тоже наконец это поймет.

Вопреки мрачным предчувствиям, время бежало быстрее, чем предполагалось, и неделю спустя по возвращении из Лондона Теодосии доставили первую посылку. Без пояснительной записки или карточки. В последующие дни прибывали новые посылки, коробка за коробкой, доставляемые частным посыльным. Альбертс составлял коробки в передней гостиной, но прошли добрых две недели декабря, когда жизнь вернулась на круги своя, и вот тогда-то Теодосия и решила с ними разобраться. На коробках обнаружились предупреждающие надписи: «хрупкое» и «обращаться с осторожностью». Одна из шкатулок была адресована лично ей. Теодосия отставила ее в сторону, после чего принялась вскрывать остальные. Пояснительных карточек не было, но нетрудно было догадаться, кто прислал эти чудесные дары.

Там были искусного литья свечи из пчелиного воска всевозможных форм, а еще толстые свечи для фонарей с особым фитилем долгого горения, окрашенные в цвета праздника — зеленый и белый. В одном из ящичков обнаружились декоративные сосновые шишки, густо пропитанные ароматами корицы и гвоздики. Стоило поднять крышку, как в воздухе разлилось благоуханное ощущение праздника. Один из ящичков оказался изрядно тяжел, и в нем обнаружился чудесный набор серебряных подсвечников, украшенных изящными литыми снежинками, а также несколько салфеток из тончайшего белого кружева, легкого и прозрачного, словно паутинка. Ей тотчас вспомнилось катание на санках с Мэтью, восхитительный пейзаж после снегопада. Ее щеки горели от холода, но от поцелуев Мэтью она согрелась изнутри…

Там были и всякие лакомства: засахаренные фрукты, апельсиновые цукаты, миндальная карамель, мятные тянучки и леденцы. Все такое аппетитное, просто не терпелось сунуть их в рот, и на ее губах выступила счастливая улыбка. Они с Мэтью объедались всем этим в «Амфитеатре Эстли»! Воспоминание о том дне вызывало у Теодосии улыбку, вспоминала ли она акробатов или жонглеров, нарядных пони или собачек в забавных костюмах.

И на этом содержимое посылок не закончилось. С надлежащей осторожностью Теодосия распаковала нарядные, перевязанные красными лентами коробочки с абрикосовыми пирожными и сахарными печеньицами с ароматом лимона, посыпанными маковым семенем и украшенными ягодами черной смородины. Еще там были имбирные пряники и холщовые мешочки со свежими каштанами. Трут для разжигания свечей, также пропитанный ароматным маслом, длинные изящные спички в блестящем продолговатом оловянном футляре, а еще широкие праздничные ленты, красные с золотым, с хрустальными подвесками, такими тонкими и невесомыми, что казалось, будто они вышли из детского сна.

Покоренная и очарованная этим щедрым жестом и переполненная ощущением праздника, Теодосия со слезами на глазах оглядела гостиную. Она не собиралась ничего украшать, но теперь поняла, что Рождеством пренебречь нельзя. Может быть, это последнее Рождество, которое они проведут вместе с дедушкой. Но и Мэтью снова доказал, что понимает тайны ее сердца. Интуиция, словно добрый дух, подсказала ему ее будущие воспоминания о празднике прежде, чем она сама поняла, что будет сожалеть, если их лишится.

Теодосия коснулась рукой собственной щеки, забывшись в воспоминаниях, горьких и сладких одновременно. Остались только две упаковки. До глубины души тронутая чувством, которым веяло на нее из каждой картонки или ящичка, она взялась распаковывать тяжелую деревянную клеть. Осторожно подняв крышку, обнаружила четыре больших горшочка с джемом разного сорта. Глаза защипало от слез, и на этот раз она не смогла их сдержать. Теодосия прикусила нижнюю губу, сердце выбивало печальный ритм. Должно быть, в таком оцепенении она просидела довольно долго, потому что не услышала, как за ее спиной отворилась дверь.

— Теодосия? Это что такое?

Дедушка, в ночной рубашке и халате, смотрел на нее с любопытством. Теодосия улыбнулась. Этот вечер она запомнит навсегда.

— Большая посылка на Рождество. Праздник наступает, хотим мы этого или нет. — Она поспешила утереть мокрые щеки и радостно улыбнулась деду. Подойдя к ней, он заглянул в деревянный ящичек, который она только что открыла.

— Джем, — сухо заметил он. — И правда, как же твоя бабушка любила джем. Бывало, мазала его на хлеб каждое утро. Как же я по ней тоскую!

Больше ничего не было сказано. Потрескивал огонь в камине, и Теодосия наблюдала за дедушкой. Он смотрел на горшочки с джемом, выражение его лица сделалось задумчивым и нежным. Возможно ли, что его упоминания о джеме, требования подавать джем были на самом деле плачем по жене, которую он любил много лет назад? Теодосия задумалась: вдруг она все не так поняла?

Что, если в минуты замешательства дедушка вовсе не становился упрямым глупцом? Просто внутренним взором он видел что-то совсем другое. Кого-то другого. Звал утраченную любовь. Тосковал по времени, которое давно миновало. По ее бабушке. Своей супруге. Теодосии этого было знать не дано.

— Наверное, пойду-ка я лягу спать. Спокойной ночи, Теодосия!

Кажется, она услышала сердечную тоску в его голосе?

Теодосия проводила дедушку взглядом, а затем осмотрела беспорядок, который царил теперь в гостиной. Нужно послать лакеев, чтобы унесли съедобные подарки, но украшения могли подождать до завтра. Мэтью предусмотрел все, кроме хвойных гирлянд и ветвей остролиста. Утром Теодосия срежет несколько сосновых ветвей и сделает венки, чтобы наполнить дом ароматом хвои.

Она снова обвела взглядом гостиную, вспомнив про шкатулку, которую отставила в сторону. Ее она оставит на день Рождества. Потому что этот последний подарок она хотела открыть, когда никого не будет рядом. Это будет особая минута, что бы ни таилось внутри.

Глава 25

— Поскольку мы уже преодолели один раз эту дорогу, я полагал, что во второй раз мы поедем быстрее. — Так Коггз озвучил свою жалобу, но Мэтью только отмахнулся.

— По крайней мере, на этот раз ты сидишь внутри кареты. — Он не смог удержаться, чтобы не подразнить камердинера, воздавая ему за невыносимое брюзжание. — Или ты предпочел бы ехать на козлах с Джорджем? Не сомневаюсь, он будет рад компании.

Это замечание было встречено убийственным взглядом.

Они выехали в полдень, и теперь, когда день катился к вечеру и солнце к закату, ледяной холод начал просачиваться внутрь кареты, несмотря на все приготовления. Кирпичи под ногами давно остыли, однако в карете еще было несколько одеял, чтобы согреться. Мэтью вытянул ногу, насколько позволяло пространство. Узкий сапог, длительный переезд — безусловно, не те условия, чтобы обеспечить комфорт. Но он не сетовал. Через два дня Рождественский сочельник, и он как раз успел задумать, подготовить и осуществить все, что требовалось.

— Как видите, я