Ночной скандал - Аннабел Брайант

скрытые угрозы того, что было некогда домом, который она знала с детства. Она почти вышла из опасных пределов, когда услышала неожиданный звук: под чьей-то ногой хрустнула ветка. Глаз уловил смутное движение. Она напрягала зрение, осматриваясь, — однако ночь быстро наступала. Вдали светились окна дома, однако там, где она стояла, толку от этого света не было.

Вдруг Теодосия заметила что-то белое. Она была слишком образованна, чтобы верить в привидения, поэтому быстро поняла, что перед нею дедушка в ночной рубашке.

— Дедушка! Вы простудитесь здесь без пальто!

Она бросилась к нему, чтобы поскорее отвести назад, в дом. Зачем она только ускользнула из гостиной, поддавшись себялюбивому желанию улучить несколько минут, чтобы побыть наедине с самой собой? Дедушка поднял голову и улыбнулся, явно гордясь, что сумел сбежать от слуг, которые, по идее, должны были бы за ним приглядывать.

Теодосия торопилась. Пола плаща зацепилась за упавшую балку, и она рванула ее что было сил, боясь оторвать взгляд от фигуры деда, хотя смотреть себе под ноги было бы разумнее. Она почти добралась до бывшей наружной стены дома, когда земля провалилась под ее ногой. Теодосия взмахнула руками в попытке сохранить равновесие, но бесполезно. Девушка провалилась — сквозь корни растений и слой припорошенной снегом земли — в обгорелую нору, бывшую некогда винным погребом. Она знала, что сюда лучше не заходить, потому что прогнивший пол нижнего этажа был ненадежным, но ведь она так торопилась добраться до дедушки!

Она упала, ударившись боком, и очутилась в кромешной тьме на глубине по крайней мере шести футов и без всякой надежды выкарабкаться по стене. Теодосия сделала быстрый вдох, дабы убедиться, что отделалась всего лишь испугом, ничего себе не сломав, хотя бедро, на которое она приземлилась всем своим весом, все равно будет болеть несколько дней.

Как же ей выбраться? Кто ее тут найдет? Она встала, хотя ноги поначалу подкашивались, и закричала:

— Дедушка! Помоги мне! Ты меня слышишь?

Ответит ли он? Теодосия не могла допустить, чтобы он подходил слишком близко к краю ямы, из страха, что он тоже провалится. Падения он точно не переживет. Но сможет ли понять, что произошло? Догадается ли вернуться в дом и позвать на помощь? Панический страх сжал ее сердце, но она попыталась взять себя в руки. Не верилось, что она не сумеет найти путь к спасению. Миссис Мэвис или Альберте наверняка хватятся, что ее нет в доме. Но сумеет ли дедушка рассказать, что произошло? Слишком много неизвестных.

Занимаясь научными проблемами и следуя логике, Теодосия, бывало, составляла список фактов, начиная с самых очевидных, — это помогало найти решение. Итак: было поздно, темно и холодно. На ней лишь тонкий плащ — ненадежная защита от мороза. Она в таком месте, где никому не придет в голову ее искать, ниже уровня земли, далеко от дома — ее голос не услышат. Только дедушка знал, куда она провалилась.

Мягко говоря, трудная ситуация.

Но разве не было все ее существование столь же безнадежным? Действительно, до появления Мэтью. Пусть состояние дедушки внушало опасения, но рядом с Мэтью она больше не сомневалась в своих силах. Теодосия не хотела до конца жизни быть одна. Но точно так же она не хотела, чтобы рядом был человек случайный. Она мечтала о Мэтью. И это была главная причина, по которой ей нужно во что бы то ни стало выбраться отсюда.

В темноте, подойдя к стене, Теодосия провела рукой по грязной поверхности. Ноги засыпало ливнем сухой земли, камней и сухих веток. В некоторых местах из стены выступали толстые корни, хотя она не могла оценить толщину и прочность, чтобы понять — выдержат ли. И, насколько она могла видеть, до верха ямы они не доходили; узловатые скопления заканчивались значительно ниже, так что толку от них не было. Карабкаться, потерять точку опоры и свалиться назад значило неминуемо сломать пару костей. Чудом было уже и то, что пока она отделалась ушибом бедра.

Закрыв глаза, Теодосия копила в себе силы. Мысль о том, что придется просидеть всю ночь в затхлом воздухе сырой ямы, где пахло горелым, вызвала слезы на глазах прежде, чем она успела их сдержать. Но она все-таки справилась. Она сможет. Теодосия не даст себе погибнуть за несколько дней до Рождества в доме, который однажды попытался украсть у нее жизнь и мечты. Этот дом и так отнял у нее слишком много.

— Добрый вечер, лорд Уиттингем!

Широко распахнув дверь, Альберте приветствовал их в передней Лейтон-Хауса.

— Похоже, у меня привычка врываться в неурочный час. Простите нас, Альберте. Мы ехали быстро, хоть и прибыли только под вечер. — Мэтью сбросил зимнее пальто на руки ожидающему лакею. — Мой кучер привел нашу карету, а за нами следовали еще две. Мы привезли вам праздник. — Оглядев переднюю, он с радостью отметил среди праздничного убранства те украшения, которые посылал Теодосии. — Могу я узнать, где леди Лейтон и лорд Тэлбот? — Ему не терпелось ее увидеть, и он едва сдерживал желание посмотреть, как будет поражена она его приездом. Оставалось надеяться, что Теодосия тепло его примет. Коггз успел заронить зерно сомнения, и Мэтью уже сомневался в своих лучших намерениях, понимая по этой причине, что не успокоится, пока не увидит Теодосию.

— Разумеется, милорд. — Альберте натянуто улыбнулся. — Прошу сюда.

Дворецкий распахнул двойные двери парадной гостиной, где в камине бушевал огонь, отблески которого заливали комнату золотистым сиянием. Заметил он и хрустальные шары, украшавшие зеленые гирлянды, которые были натянуты вдоль каминной полки. Но восхищаться убранством гостиной времени не было. Он тут же приметил нечто странное. Стеклянная дверь, ведущая в сад, была распахнута, и створка с шумом билась о стену.

— Альберте, что это?

Мэтью быстро вошел в гостиную, дворецкий — за ним по пятам. В комнате никого не оказалось.

— Неужели леди Теодосия решилась выйти в столь поздний час? Притом что температура значительно упала. — Что-то стряслось. Мэтью понял: сейчас не время для дальнейших расспросов — и без промедления бросился к открытой двери. — Зовите слуг, Альберте. Снарядите группу с фонарями и одеялами. Боюсь, случилась беда.

Он не стал ничего объяснять, а выскочил в открытую дверь и бросился в сад. Мэтью было неважно, что его щегольские сапоги мало годились для таких прогулок, а на хромоту он и вовсе не обращал внимания. Единственной его опорой в кромешной темноте оказалась трость.

Мэтью шагал бодро, хотя знал местность не так хорошо, как хотелось бы. Он вспоминал, как ездил здесь, опробуя сани, исследуя всякие тропинки,