Ночной скандал - Аннабел Брайант

— О чем ты, Коггз?

Камердинер с хитрой улыбкой откинулся на мягкую спинку скамьи.

— Я еще в первый раз, как мы туда ездили, заметил, что вам понравилась дама.

— Леди Теодосия? — Мэтью улыбнулся про себя. Меньше чем через час он увидит ее снова. — Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Не умеете вы врать. — Коггз отрывисто рассмеялся. — Да оно вам и не идет. Наконец-то я нашел в вашей персоне нечто такое, чему еще далеко до совершенства.

— Я просто хочу подарить ощущение праздника лорду Тэлботу и его внучке. Нет ничего дурного в том, чтобы выказать приязнь и щедрость, особенно накануне Рождества.

— Согласен, но я вижу, как загораются у вас глаза, когда вы о ней говорите. — Коггз снова рассмеялся. — Могли бы и признаться, что я прав.

— Я уже признался. — Мэтью отодвинул занавеску и выглянул в окно. Они подъезжали. Станет ли Киркмен болтаться под ногами? Вчера вечером в клубе «Уайтс» Мэтью пытался навести справки о его местонахождении, но толком ничего не узнал. Сделал ли этот тип предложение еще раз? Или, что еще хуже, не убедил ли кто Теодосию, что брак с Киркменом может быть очень даже ей полезен?

Мэтью собирался написать письмо. Справиться о ее благополучии и спросить, устроилась ли жизнь лорда Тэлбота в привычном режиме. Сначала он хотел дать Теодосии время, чтобы свыкнуться с той новостью, что сообщил ей доктор Флетчер. Но пролетела неделя, Мэтью взял бумагу и перо — но слова не шли к нему. Он сидел за письменным столом и гадал, как было бы воспринято письмо, в котором снова и снова повторялась бы строчка: «Мне вас не хватает». Он не хотел настаивать на своих чувствах, понимая, что Теодосия предпочла бы сдержанность, и не имея оснований считать, что высоко стоит в ее глазах. Ведь в Британском музее она определенно отклонила его признание.

Когда написать письмо не получилось, Мэтью задумался о каникулах. По городу и шагу не ступишь без напоминания о том, что Рождество стремительно приближается. Теодосии будет одиноко наедине с печальными новостями от доктора Флетчера. Перед поездкой в Лондон она наверняка принимала перемены в поведении лорда Тэлбота и жизнь вообще как норму. Но разговор с доктором не оставил возможности закрывать глаза на будущие перспективы. Это тяжелая новость, с которой трудно свыкнуться, если ты один, особенно когда на дворе самый веселый праздник года. Кроме того, разве не говорила она, что праздник Рождества — время радости, чтобы отметить конец года перед наступлением января и горестных воспоминаний о смерти родителей?

— Не припомню, чтобы вы настолько рьяно отдавались приготовлениям к празднику. А уж подарки! За нами едут целых две кареты, заваленные по самую крышу.

— Я везу Рождество в Лейтон-Хаус. Или ты полагал, я приеду с пустыми руками?

— Вот видите: я же говорил, что леди вас зацепила!

— Может быть. Но дело не только в этом. — Мэтью украдкой улыбнулся. — Я хочу, чтобы она оценила…

— Ваше присутствие рядом? — с преувеличенной живостью перебил Коггз.

— Нет, скорее мое отсутствие.

— Готов поспорить, что леди Лейтон будет счастлива вас видеть.

— Надеюсь, хотя на сей раз мы едем без приглашения. Опять-таки надеюсь, что нас примут с хорошими новостями.

Вдруг Мэтью задумался: а не совершает ли он ошибку? В это время года слуги и домочадцы сбиваются с ног и хлопот у них полон рот. Его неожиданный приезд добавит им работы. Хуже того — он пригласил еще и сестру с мужем, которые должны будут приехать к концу недели. Он надеялся, что Теодосия обрадуется их обществу. Блестящая затея, которой он так гордился, вдруг несколько померкла.

Карета остановилась, вздрогнув всем корпусом. Мэтью поймал свою трость на лету. Карета качнулась — это Джордж соскочил с козел. В следующий миг он услышал стук опускаемой лесенки. А в следующий момент, еще до того, как дверца кареты распахнулась и он выскочил наружу, предчувствие беды пополам со страхом накатило на него с такой силой, что от былого приподнятого настроения не осталось и следа.

Утерев слезы с глаз, Теодосия пробиралась среди останков сгоревшего дома своего детства. Она выскользнула из гостиной, где возле камина дремал дедушка и, набросив плащ — защиту от холода, — быстро зашагала в сторону этого самого места. Она не собиралась задерживаться надолго, всего лишь прошептать молитву, чтобы родители знали: она любит их и тоскует по ним. Это была ее собственная рождественская традиция, пусть и грустная; она не рассказывала о ней дедушке, чтобы его не тревожить.

Рождественские праздники всегда вызывали в ней бурю смешанных чувств. Теодосия живо помнила рождественские утра, когда живы были родители; подарки, а потом роскошный пир, смех и безоблачное счастье. Теперь же ледяной ветер раздувал полы плаща и пробирал до костей, напоминая ей, что стоит поторопиться. Иначе не миновать жестокой простуды, а кто же будет тогда заботиться о дедушке? Эта страшная мысль перебивала все остальные.

Теодосия произнесла клятву, которую так часто себе повторяла. Ей по силам сделать это. Она сможет окружить заботой человека, который заботился о ней всю жизнь. И ей не нужна помощь — хватит домашних слуг. Ни Киркмена, ни прочих.

Она не станет звать в дом новых слуг, которые, возможно, ненароком начнут распространять слухи о состоянии дедушкиного рассудка, или обрекать кого-то — Мэтью — на унылое существование, которое ему вовсе не было предначертано.

Тяжесть этих рассуждений заставила пульс участиться. Теодосия бродила среди руин, стараясь смотреть под ноги — темнело, а неровная почва, отданная на произвол природы, изобиловала скоплениями корней и всевозможным мусором. Она нечасто ходила сюда. Слишком много воспоминаний или, скорее, бесполезных сожалений, которые переполняли ее душу, причиняя жестокую боль. Почему-то ей вдруг захотелось прийти сюда сегодня вечером, импульсивное желание приблизиться к родителям, хотя наступала ночь и лучше всего было бы прийти утром. Иногда ей казалось, что она до сих пор чувствует запах горелого дерева — и пепла воспоминаний, — но гнала эти мысли от себя, точно некий каприз. Всего лишь печальные воспоминания пополам с несбыточными желаниями.

С тех пор как они вернулись из Лондона, жизнь успела войти в привычную колею. И хотя у дедушки случались приступы расстройства, дурной прогноз пока не оправдывался. Разумеется, прошло слишком мало времени, но перспектива того, что слабоумие будет исподволь прогрессировать, продолжала нависать грозовым облаком.

Теодосия взглянула на небо и отыскала звезду, которой можно было загадать желание. Затем торопливо повернула к дому, старательно обходя упавшие балки и