Дочери судьбы - Тара Хайланд

подзаработать и связался с Уильямом, правильно предположив, что тот заплатит небольшое состояние, чтобы видео не попало на рынок. Еще немного наличных – и у Уильяма оказались имена и адреса двух тварей, которые все это организовали.

Уильям мог обратиться в полицию, но нельзя было допустить огласки. Он решил не рисковать и осуществить возмездие своими руками. На Олд-Кент-Роуд всегда полно парней, готовых на грязную работу за наличные и не задающих вопросов.

Сперва разобрались с Джеком. Поймали вместе с грузовиком и бросили истекающего кровью на обочине шоссе М6. Потом нанесли визит Билли. Уильям не считал себя жестоким, но получил глубокое удовлетворение, нанеся последний удар.

К несчастью, трудности ждали впереди. Теперь ему придется разбираться с Эмбер. В тот же вечер он забрал ее из поместья «Бомонт», заранее решив, что назад она не возвратится. Сейчас она сидела на заднем сиденье «Бентли» и ревела. Что с ней делать, он пока не знал.

Изабель хотела, чтобы Эмбер немного пожила дома. Она заявила, что у девочки низкая самооценка и ее не наказывать нужно, а показать, как они ее любят. «Безусловная любовь», – твердила она вчера вечером. Какая чушь! Наверняка эту чепуху вбил ей в голову шарлатан-психиатр, которого она посещала каждые две недели. Уильям не соглашался. По его мнению, с Эмбер нужно было обращаться строже. Теперь придется принять крутые меры. «Пока не поздно», – совершенно недвусмысленно заявил он Изабель. Они спорили всю ночь до самого утра.

Выйдя на улицу, на заднем сиденье машины он мельком увидел младшую дочь, чье красивое личико покраснело от слез. Как ему хотелось взять ее на руки и прижать к себе. Но нужно держать чувства в узде, сердце твердым, а разум ясным. Всю дорогу сюда он слушал, как она выкрикивает имя Билли, умоляя его не трогать, признаваясь в любви к нему. Уильяма напугало то, что она не имеет ни малейшего представления о том, что ублюдки с ней сделали. Даже после того, как он рассказал ей о том, что они продали кассету, она все еще считала, что они о ней заботились.

Когда он вернулся в машину, она на него не смотрела. Ну хоть реветь перестала, подумал он. Рыдания перешли в редкие всхлипывания. Он хотел ей что-нибудь сказать, но не придумал, что именно. Единственное, что пришло ему в голову: чтобы защитить, нужно ее отсюда увезти. Куда-нибудь еще, прочь отсюда.

Он включил переговорное устройство.

– Перкинс?

– Слушаю, сэр? – проворно и деловито ответил водитель.

Ни намека осуждения или любопытства к вечерним событиям. Ему платили за то, чтобы он не замечал и не вмешивался.

– Отвезите нас в Хитроу. Нужно успеть на самолет.

Мотор заработал. Когда они выехали с подъездной дорожки, Уильям немного расслабился.

– Куда мы летим? – дрожащим голосом спросила Эмбер.

Он не ответил. На самом деле он пока понятия не имел, куда отправляет Эмбер. Но по пути все должно выясниться.

Когда лимузин доехал до Хитроу, Эмбер значительно приободрилась. Сидя по-прежнему с каменным лицом, она втайне наслаждалась событиями вечера. Отец все еще с ней не разговаривал, не смотрел на нее, но из приглушенных звонков, сделанных им во время поездки, она узнала, что ее отправляют в Нью-Йорк на лето. Поскольку подразумевалось наказание, то все было не так уж страшно. Представитель «Британских авиалиний» быстро провел их через регистрацию и досмотр и сопроводил на посадку к ожидающему «Боингу-747». Не успели они занять места в бизнес-классе, как самолет взлетел.

Эмбер подождала, пока отец закрыл глаза, и подала знак стюардессе налить ей бокал шампанского. Бизнесмен на соседнем сиденье окинул ее оценивающим взглядом, и она ему подмигнула. Он смущенно зарылся в документы. Нет, в конце концов, дела шли не так уж плохо, размышляла она, откидывая спинку сиденья. Последние несколько часов она клялась и божилась отцу, что, как только станет совершеннолетней, найдет Билли. Но теперь вдруг обнаружила, что, возможно – всего лишь возможно, – ее сердце вовсе не разбито. Еженедельные встречи приелись. У него не было денег ей на подарки. А «Киперс коттедж» – свалка свалкой.

Эмбер достала наушники из кармана сиденья и выбрала фильм. Когда самолет наполовину пересек Атлантику, Билли, Ева и «Бомонт» превратились в отдаленное воспоминание.

Уильям задержался в Нью-Йорке ровно настолько, чтобы оставить Эмбер у Пенфолдов, одного из старинных и старомодных американских семейств. Чарльз и Одри Пенфолд были потомственными богатыми аристократами с безупречными манерами и воспитанием. Их имена стояли в одном ряду с семьями Вандербильтов, Кеннеди и Рокфеллеров. Естественно, жили они в Верхнем Ист-Сайде, занимая второй этаж исторического здания девятнадцатого века на 62-й улице, между Парк- и Мэдисон-авеню. Великолепная старинная квартира представляла собой образец стиля эпохи Людовика ХV конца восьмидесятых. Каждая изысканная деталь прекрасно вписывалась в общую картину: полы, покрытые тонированным мрамором, декоративные карнизы и фризы, украшавшие стены, мебель из редких пород дерева, инкрустированная перламутром и слоновой костью.

Пенфолды полностью соответствовали квартире: идеальный внешний лоск с минимумом содержания. Эмбер с ними уже встречалась, когда ей было лет десять. С тех пор они почти не изменились. Чарльз Пенфолд был управляющим директором инвестиционного банка. Он работал по шестнадцать часов в день, двенадцать по выходным, голосовал за республиканцев и последние восемь лет спал с секретаршей. Одри Пенфолд не работала и проводила время за обедами и с личным тренером. В прошлый раз, когда Эмбер ее видела, ей было сорок два, и выглядела она хорошо. Благодаря ботоксу и регулярным походам к пластическому хирургу такой она и осталась по сей день.

Брак Одри и Чарльза тоже был идеальным в духе семей Верхнего Ист-Сайда: они не делили брачной постели и не делились мнениями, но оба были неизменно осмотрительны во внебрачных связях. Их совместная жизнь была предсказуема и хорошо организована, и они предпочли бы не впускать в нее «блудную дочь» Уильяма Мелвилла. Однако он был старинным другом, который нашел возможность в трудные времена одолжить Чарльзу денег, и отказать ему было невозможно.

Уильям задержался в Нью-Йорке всего на несколько часов. Уезжая, он пообещал Пенфолдам: когда придут результаты экзамена Эмбер на аттестат о среднем образовании, он найдет подходящий колледж, где она подготовится к поступлению в вуз и вернется в Великобританию. Это немного успокоило пару. Но Эмбер не обольщалась. Она смутно помнила, как несколько недель назад сдавала экзамены, кроме чтения и понимания английского текста, когда под действием кокса за час с небольшим накатала сорок страниц. Вчера, как она подозревала, учебная карьера закончилась, но Эмбер вовсе не расстроилась.

На следующее утро она проснулась удивительно рано, взволнованная началом жизни в Нью-Йорке. Стоял конец июня, и город задыхался от жары. Она осмотрела гардероб. Времени на сборы было мало, так что она выбрала один подходящий наряд – простое белое хлопчатобумажное платье. И решила, что ей срочно необходимо заняться покупками.

Сначала она не знала, что рассказал Пенфолдам отец про историю, случившуюся в Англии. Однако, когда она спустилась к завтраку, то догадалась, что они знают все. За завтраком, состоящим из черного кофе и таблеток от депрессии, Одри Пенфолд избегала смотреть Эмбер в глаза, а ее муж Чарльз глаз не сводил.

– Еще рогалик, дорогая? – пророкотал он глубоким басом.

Он протянул ей корзинку с хлебом и сдобной выпечкой. Эмбер покачала головой – она едва прикоснулась к тому, что лежало на тарелке. Но он, казалось, ничего не замечал, неотрывно уставившись ей на грудь. Этим утром она не надела лифчика, от прохлады кондиционера соски затвердели и ясно просвечивались сквозь тонкую материю.

Одри нахмурилась. От зорких глаз светской дамы не укрылось ничего. Мысль о симпатичной юной девице, проводящей лето, слоняясь по их дому в короткой одежде и выставляя напоказ длинные загорелые ноги, внезапно показалась большей проблемой, чем Одри думала раньше.

К концу завтрака, когда Чарльз благополучно отправился на работу, Одри решила, что гостью летом просто необходимо чем-нибудь занять, кроме соблазнения мужа. Но за свежесваренным кофе она поняла, что легко сказать, труднее сделать. У девушки не оказалось ни увлечений, ни интересов. Неудивительно, что она пустилась